Вокруг классики-1
Лучше всего Льву Толстому удавались, как известно, живые, непридуманные люди. Некоторых он просто брал целиком и помещал в роман. Именно так он поступил со своими родителями, изображенными в «Войне и мире» под чуть измененными именами княжны Марьи Болконской и графа Николая Ростова. Трудно сказать, согласились бы они узнать себя в героях романа. Думаю, что вряд ли. Но мы уже никак по-другому не сможем представить себе ни их знакомство, ни объяснение. Когда она говорит про то, как мало радости было у нее в жизни и как ей тяжела всякая потеря. А он окликает ее — «Княжна, ради бога!..» Может быть, всё было совсем не так — куда проще или еще романтичнее. Но выбора им не оставили, а сами они не оставили ни дневников, ни воспоминаний. За небольшим исключением.
Княжна Мария Николаевна Волконская в девичестве пробовала себя и в поэзии, и в прозе. Журнал «Наше наследие» (№87-88) публикует кое-что из написанного ею. Это «Дневная записка для собственной памяти» — дневник путешествия в Петербург, которое 19-летняя княжна вместе с отцом совершила летом 1810 года. Ничего особенного, вроде бы. Описания встреч, прогулок, достопримечательностей — всё аккуратно, обстоятельно, под надзором отца, который то одно слово впишет, то другое поправит. Но сколько же очарования в этих простых строчках! Довоенная Россия, на всем печать какого-то умиротворения и незыблемого, казалось бы, порядка вещей. Казанский собор еще не достроен, а биржа построена только что. Княжна гуляет в Летнем саду, рассматривает диковины в Кунсткамере, любуется «неизмеримым пространством воды» на берегу моря в Петергофе, восхищается игрой знаменитой м-ль Жорж и работой ремесленника на стеклянной фабрике. Она впервые видит в Эрмитаже портрет Наполеона: «Лицо сие против моего ожидания прекрасно, но не имеет особливого выражения». Ей все интересно, все она хочет разглядеть, запомнить, воссоздать в словах, и всему она придает особенное изящество. Так могла бы, наверное, писать Элизабет Беннет, путешествующая с дядей и тетей по какому-нибудь Озерному краю. Или даже сама ее создательница, только совсем юная.
Вот мне всегда было жаль, что у нас не случилось своей Джейн Остин. Что не создано на русском языке русскими женщинами такой прозы — полной будничного здравого смысла и нежного обаяния, увлекательной, умной и жизнеутверждающей, нравственной, но отрицающей прямолинейные истины. Наша литература — литература все-таки мужская, и ценности она продвигает мужские. А это не могло не сказаться на нашей жизни вообще. Кстати, в архиве бывшей княжны Волконской сохранилась незаконченная повесть «Русская Памела», история любви князя и девушки-крестьянки. Хоть она и не закончена, но, судя по всему, закончиться она должна была хорошо. Так, как не бывает — ни в жизни, ни в произведениях Льва Толстого (почти никогда). Интересно, если бы вот эта чудесная девушка посвятила себя литературному творчеству, что из нее могло бы получиться? Но — увы или, скорее, конечно, к счастью — Мария Николаевна, в отличие от Джейн, была еще и богата, и личная жизнь ее сложилась не сразу, но вполне удачно. Да и в истории русской литературы она тоже осталась навсегда.
Метки: классика