Книги и библиотеки

На уральскую столицу вновь надвигаются лютые арктические морозы, поэтому в моём рукаве очень удачно оказался припасен последний (наверное) в этом году, поистине «ледяной», в буквальном смысле слова, обзор. Книга, о которой пойдет речь, действительно поразила мое воображение в том плане, что ранее я никогда не встречала ничего подобного ни по стилю, ни по воссозданию пресловутого «потока сознания» — художественного приема, столь модного в последнее время и довольно часто встречающегося в произведениях, претендующих на звание «интеллектуального бестселлера». Я говорю о «Смилле и её чувстве снега» датского писателя Питера Хёга, личности настолько же эксцентричной и интересной, насколько эксцентричны и интересны его собственные произведения.

Питер Хёг родился 17 мая 1957 года в Копенгагене и большую часть жизни прожил, посвятив себя творчеству во многих его проявлениях. Так, будущий писатель занимался фехтованием, балетом и всегда питал любовь к русской классической музыке. Кроме того, по словам самого Хёга, он постоянно находился под влиянием русской литературы: её читали и дома (мать писателя была горячей поклонницей М. Горького), и в школе, и даже на флоте (писатель несколько лет плавал моряком в Атлантике). Возможно, Питер Хег так бы и плавал по морям или перебивался мелкими заработками в сфере искусства, если бы однажды на него не снизошел «инсайт» — необъяснимое мистическое прозрение, открывшее перед ним (по его же словам) некое «окно», благодаря чему мир предстал для него в совершенно ином свете, иной плоскости.

В 1992 году автор выпускает роман «Смилла и ее чувство снега» (по хронологии эта книга в творчестве писателя является второй). И всё. С этого момента о светловолосом и неординарном Питере Хёге узнает весь мир. Даже в наши дни Хёг является единственным датским писателем, после Ганса Христиана Андерсена, чьи романы переведены практически на все языки мира, а такое признание, полагаю, еще нужно заслужить. И вот в чем вопрос – что же такого было в этой «Смилле», что её безоговорочно приняли все – и Европа, и даже США, где книгу впоследствии и экранизировали (впрочем, экранизация эта получилась отнюдь неоднозначной).

Здесь следует сказать о том, что вся датская литература XX века представляла собой, по сути, один большой жанровый эксперимент. Устав от традиционных исторических, психологических романов и семейных саг, молодые писатели предприняли попытку создать нечто новое, что кардинально бы отличалось от привычной для рядового читателя литературы. Поэтому, начиная с 1990-х годов, на фоне кризиса традиционного романа, доминирующего жанра в датской литературе 1970-х – 1980-х гг., возникает так называемый «минималистский роман», в основе своей являющийся отражением сформированного рекламой и телевидением клипового мышления.

Литературный критик В. Пимонов в своей статье «Многообразие округлых форм: эстетика минимализма и новейшая датская литература» (журнал «Вопросы литературы», №2 / 2007.) говорит о том, что таким образом молодыми писателями был выражен, с одной стороны, скепсис в отношении больших жанровых форм (имеются в виду эпические романы и саги). С другой же – датский минимализм являлся попыткой определения культурной прослойкой Дании маркера собственной самоидентификации в современном мире, все больше подвергающемся глобализации и давлению со стороны медиатехнологий. Корни свои данное направление черпало из концепции «minimal art», возникшей в живописи, скульптуре и музыке США конца 1950-х – начала 1960-х гг. Если говорить о литературном проявлении минимализма в текстах американских писателей, то наиболее показательными здесь будут имена Раймонда Карвера и Эрнеста Хемингуэя. В русской литературе следы этого направления мы можем увидеть в прозе И. Бабеля.

Одно из центральных понятий датского минимализма носит название «punktprosa» — «точечная проза». Обозначает оно стандартный литературный текст в полторы-две страницы, разбитый при этом на несколько глав — «точек». С литературной точки зрения, пунктпроза (позволю себе употребить русифицированную версию этого термина) переосмысливает эстетику французского импрессионизма в живописи. Так же, как и в импрессионизме, зрителю (а в данном случае читателю) предлагается игра с автором, где задача первого домыслить или «досмотреть» в собственном воображении все те события, которые лишь тончайшим пунктиром набрасывает на страницах подобного «романа» сам писатель. Композиционно, минималистский роман (или «точечный роман») строится как последовательность неких аморфных, внешне никак не связанных между собой «мгновенных зарисовок» (определение В. Пимонова). Читателю же как раз и предлагается найти или придумать, или обнаружить связь между ними.

Таким образом, создатель текста предлагает человеку «по ту сторону» страницы подключиться к непосредственному процессу написания литературного произведения, в котором он может быть как соавтором, так и, в определенном смысле, персонажем подобной «книги». В таких полупустых текстах, как правило, отсутствует хронотоп, или же он очень размыт; присутствуют фрагментарность и разорванность событийного ряда; синтаксис сильно редуцирован (например, предложение может обрываться на середине или же напрочь могут отсутствовать придаточные предложения). Основоположниками и разработчиками-практиками концепции датского минимализма принято считать плеяду молодых авторов, громко заявивших о себе в начале 1990-х гг. – это Кристина Хессельхольдт, Хелле Хелле, Симон Фруэлунд и Питер Адольфсен.

Однако не все читатели были готовы к столь радикальным изменениям в родной литературе, людям по-прежнему было нужно что-то привычное, что могло бы позволить им с головой погрузиться в иллюзорный мир, умело придуманный и воплощенный писателем. В этом смысле «Смилла» Питера Хега стала той самой «каплей свежей воды», которая бодро разбавила всё увеличивающееся число густых по смыслу «точечных» текстов. В академических кругах Дании «Смиллу» принято считать коммерчески-успешным проектом, однако не тем, что сейчас называют «большой литературой». Однако Хёгу удалось сделать то, чего до него в датской романистике еще не делал никто – пожалуй, он стал первым датским писателем, сумевшим разумно объединить в одном тексте нормальный, адекватно воспринимаемый по повествованию художественный роман – и ту самую пунктпрозу.

«Смилла и ее чувство снега» — это, прежде всего, роман интеллектуальный, и об этом написано немало. Однако в нем действительно есть всё то, за что среднестатистический человек любит подобного рода книги. Тут вам и триллер, саспенс (причем довольно качественный), тут и элементы боевика (сцены на корабле); имеется романтическая линия и линия практически кровной Вендетты (фактически, своим неповиновением общественной системе, Смилла Ясперсен мстит миру за отнятого у нее ребенка, пускай и не родного). Однако «соль» всего этого заключается в том, что события подаются не линейно и без определенной логической последовательности. Конечно, степень мозаичности повествования здесь не настолько высока, как, скажем, в той же «Тишине» писателя, но, тем не менее, некоторые моменты нам удается узнать исключительно потому, что так захотела главная героиня. Не подумай она об этом или не посчитай важным ту, или иную деталь – читатель так бы и оставался в недоумении относительно половины событий, происходящих в книге.

Питер Хёг создает удивительную иллюзию «шутера» от первого лица, причем, на мой взгляд, с несколькими вариантами развития событий. Это очень здорово акцентируется в тексте тем, что героиня частенько довольно быстро представляет, как могли бы разворачиваться события, если бы она поступила иначе, чем было сделано изначально. И опять же, для того, чтобы понять её мысли, вам не хватит беглого просмотра страниц «по диагонали». Чтобы уследить за происходящим, придется сначала «вслушаться» в поток сознания фрёкен Ясперсен, потому что он-то как раз и представляет собой «точечный роман», с той лишь разницей, что пишется в голове одной, конкретно взятой женщины.

Вообще, уместным будет предположить, что в данной книге мы можем наблюдать разделение жанров. Так, все, что касается мировосприятия Смиллы — можно смело отнести к точечной прозе, и еще к социальному роману, потому как мы видим отношение героини к датскому обществу, видим ее попытки определить свое место в его враждебном  мире (Смилла – гренландка). Этой женщине очень тяжело находиться в жестко сформатированном вакууме Копенгагена, и с помощью ее мироощущения автор также пытается показать проблемы интеграции в Дании множества других, таких же, как и Смилла, представителей гренландской народности. Здесь же можно еще отметить и выходящую за пределы взятой истории проблему Человека и Природы, то, насколько люди готовы отдавать свои силы и время искусственной автоматизации быта, нежели учиться доверять инстинктам и жить в гармонии с окружающей средой.

Если же мы возьмем окружающее Смиллу пространство (слава богу, хронотоп здесь вполне четко прослеживается), то увидим преобладающую над всеми вышеозначенными жанрами общую дымку магического реализма. Относительно новое жанровое направление, ставшее популярным, в основном, благодаря английским писателям Терри Пратчету и Нилу Гейману, достаточно активно заявляет о себе в том, что касается как описания самого Копенгагена, так и определения уникальных способностей героини по части установления качества и видов льда и снега.

Сам Питер Хёг в своих немногочисленных интервью говорил, что когда он пишет новую книгу, то нередко погружается в особенное психологическое состояние, сравнимое разве что с трансом шамана или буддийского монаха. Лишь в этом состоянии перед его внутренним взором открывается то самое «окно», в котором он видит и, видимо, транслирует уже через себя на бумагу увиденное. Именно поэтому Копенгаген в его романах всегда несколько отличается от реального места на карте. В этом, мне кажется, заключается одна из сильных сторон Хёга как автора – создать локацию одновременно до дрожи реалистичную, и в то же время кардинально отличающуюся от той, что существует в реальности. Причем я говорю не о фантастике, а именно о множестве незаметных мелочей, огоньков, разбросанных в тексте, видя которые, люди, действительно побывавшие в Дании, могут с уверенностью сказать: «Все как в жизни, только этого не было».

То же самое касается и умения Смиллы «читать» лед. Интеллект ее уровня, выстроенный на математических формулах и незыблемости физических законов, в то же время оказывается тесно связан с неким до-природным началом, переданным ей с молоком матери-гренландки, суровой женщины-охотника, опирающейся в своей жизни исключительно на принципы природного равновесия и веру в древних эскимосских богов. Пожалуй, вот максимально четкое определение магического реализма в этой книге, которое я могу дать, основываясь исключительно на собственном восприятии.

Что бы ни говорили литературные критики, как бы ни склоняли данное произведение к «массовой» литературе – для меня лично «Смилла» навсегда останется, прежде всего, интеллектуальной прозой – игрой разума с реальностью, предложенной нам одним мужчиной через сознание одной выдуманной (а может быть и не очень выдуманной) женщины. Возможно здесь виновато особое мировоззрение автора, способного создавать различные литературные призмы смыслов? Этот вопрос трудно решить однозначно, однако после прочтения книги не остается никаких сомнений в том, что Жизнь – это действительно не просто набор бытовых действий и физических функций организма, но она столь же многослойна в «смилловоззрении» Питера Хёга, сколь многослойным может быть древний лед. Прочесть же эти смыслы и разделить их для себя на подкатегории теперь доступно не только математику и гляциологу Смилле Ясперсен – но и нам, людям с обычным – не «точечным» сознанием.

Список литературы:

Романы Питера Хёга, которые есть у нас:

Смилла и ее чувство снега. / пер. с датского Е. Красновой. — Санкт-Петербург : Symposium, 2009. — 556, [2] с.  (Symposium). Шифр 84(3), Авторский знак Х35. Инв. номер 2305101-КХ (А);
Женщина и обезьяна. /  пер. с датского Е. Красновой. — Санкт-Петербург : Symposium, 2010. — 279, [2] с. Шифр 84(3), Авторский знак Х35. Инв. номер 2307743-КХ (А);
Тишина. / пер. с датского Е. Красновой.  — Санкт-Петербург : Symposium, 2010. — 550, [3] с. Шифр 84(3), Авторский знак Х35. Инв. номер 2303277-КХ (А).