Книги и библиотеки

Эпоха правления Генриха VIII (22 апреля 1509 г. — 28 января 1547 г.) в мировой истории была окрашена в цвета золота и крови. Это был монарх, который в равной степени блистал как своими талантами, так и числом «голов» в корзинке придворного палача. При этом Генрих Тюдор запомнился современникам не только как любвеобильный и жестокий правитель, но и как расчетливый создатель имиджа новой, протестантской Англии. При царском дворе, блиставшем ежедневной роскошью званых обедов и балов-маскарадов, собрались лучшие ученые, музыканты, художники и поэты того времени (а именно XVI века) – от Ганса Гольбейна и Иоанна Корвуса до Томаса Мора и Томаса Уайетта. Последний из них как раз и станет героем нашего сегодняшнего очерка, ибо он, наряду с графом Сарри, является создателем жанра «английского сонета» и через данный факт – официальным реформатором английской поэзии на пути от средневековой строфы к современной «шекспировской».

В те времена сочинение стихов и песен числилось среди обязательных «изящных» искусств в личном списке каждого уважающего себя рыцаря. И даже сам Генрих Тюдор с удовольствием занимался созданием рифмованных посланий то к очередной возлюбленной, то к «нелегкой судьбе» собственной монархической особы, то обыденно описывая с их помощью красочную жизнь королевского двора. Однако поэзия эта все еще отдавала нескладностью звуков и мрачным пафосом Средневековья, поэтому воистину наслаждаться идеальным сочетанием строф и ритма могли лишь те вельможи, кто хорошо знал итальянский и французский языки, на коих творили такие великие поэты как Франческо Петрарка и Пьер де Ронсар. Во всяком случае, так было до тех пор, пока при дворе короля Генриха VIII не появился молодой и амбициозный рыцарь – сэр Томас Уайетт.

Томас Уайетт родился в 1503 году в семье Генри и Энн Уайетт, в замке Аллингтон графства Кент. Он получил образование в Кембридже и сразу же выдвинулся по службе благодаря своим исключительным талантам: Томас легко писал стихи, замечательно пел и играл на лютне, свободно и непринужденно говорил на нескольких языках, был силен и ловок в обращении с оружием (доказательство тому – победа на турнире 1525г.). Приблизительно в 1520 году он женился на дочери лорда Кобхэма – Элизабет Брук, которая через год родила ему сына. Уайетт стал довольно известен при дворе, снискав расположение короля своим остроумием и явными дипломатическими способностями. Он выполнил несколько иностранных миссий для Генриха VIII.

В 1525 году Уайетт вынужден был разойтись с женой, предварительно обвинив ее в измене, и в этом же году он встречается с юной Анной Болейн, к которой, по мнению историков, поэт испытывал очень нежные любовные чувства. Пожалуй, во многом благодаря блистательной славе этой удивительной и загадочной женщины, сэру Уайетту удалось создать самые значительные свои произведения. Не скрывая этого, Томас посвящал Анне свои сонеты и эпиграммы, воздавая хвалу красоте и непорочности фаворитки Генриха Тюдора.

О СВОЕЙ ГОСПОЖЕ, КОТОРУЮ ЗОВУТ АННОЙ
Какое имя чуждо перемены,
Хоть наизнанку выверни его?
Все буквы в нем мучительно блаженны,
В нем – средоточье горя моего,
Страдание мое и торжество.
Пускай меня погубит это имя –
Но нету в мире имени любимей.

До сих пор историкам и литературоведам не удалось определить природу той изысканной куртуазной игры, что связывала Томаса Уайетта и Анну Болейн – зато история соперничества ревнующего короля Генриха и влюбленного в красавицу поэта запечатлелась в летописях целым ворохом легенд и множеством исторических анекдотов. Однако факт остается фактом – английский монарх был далеко не в восторге от романтических притязаний сэра Томаса, а потому для последнего при дворе сложилась весьма непростая ситуация. Последовавшие вслед за этим опасные путешествия по Европе, в которые Генрих неизменно каждый раз отправлял Уайетта, оканчивались для поэта благополучно, что вызывало у Тюдора еще большее раздражение, так как устроенное таким путем легальное устранение сердечного конкурента стало бы самым легким и «чистым» для правителя с точки зрения закона.

Однако и сам сэр Томас прекрасно понимал всю щекотливость и опасность каких бы то ни было отношений с Анной, поэтому, хоть и не иссякла его влюбленность — впоследствии поэт все же частенько зашифровывал ее имя между строк, или же не упоминал имени девушки вовсе, вместо этого вечно жалуясь «фортуне-злодейке» на отсутствие внимания со стороны некоей дамы, чья холодность буквально «прожигает каленым железом» его грудь. В переложенном с итальянского сонете «Noli me Tangere» Уайетт напрямую говорит об Анне как о прекрасной лани, однако уже обретшей своего хозяина:

NOLI ME TANGERE
Кто хочет, пусть охотится за ней,
За этой легконогой ланью белой;
Я уступаю вам – рискуйте смело,
Кому не жаль трудов своих и дней.

Порой, ее завидев меж ветвей,
И я застыну вдруг оторопело,
Рванусь вперед – но нет, пустое дело!
Сетями облака ловить верней.

Попробуйте и убедитесь сами,
Что только время сгубите свое;
На золотом ошейнике ее
Написано алмазными словами:

«Ловец лихой, не тронь меня, не рань:
Я не твоя, Я Цезарева лань».

С образом лани связан также и его знаменитый шедевр – стихотворение «Они меня обходят стороной»:

***
Они меня обходят стороной –
Те, что бывало робкими шагами
Ко мне прокрадывались в час ночной,
Чтоб тёплыми, дрожащими губами
Брать хлеб из рук моих, — клянусь богами,
Они меня дичатся и бегут,
Как лань бежит стремглав от ловких пут.

Вообще, если говорить о стиле и образах, которые использовал поэт в своем творчестве – то здесь чаще всего на первый план выступает природа, однако не логично-холодная, как, например, в куртуазной поэзии XIII века – а совсем наоборот, свободная и энергичная, столь же дикая, как и образы хищников, проглядывающих сквозь строки сонетов Уайетта. При этом животный мир не несет на себе какой-то конкретной, окончательной окраски – то есть не делится четко на «злых» и «добрых» животных. Например, образ безобидного червя может содержать в себе негативный заряд, а образ хищного сокола часто оказывается у Уайетта положительным или соотносится с амбивалентной сущностью понятия Фортуны, Госпожи Удачи.

О ПРИТВОРНОЙ ДРУЖБЕ
Притворный друг опаснее, чем враг, —
Прислушайся к старинному присловью,
Не доверяй тому, кто, как червяк,
Вползает в душу с показной любовью:
Оплошно рассудив, заплатишь кровью;
Поспешно раздувая пламя, лишь
Свою же бороду в костре спалишь.

Современная критика отмечает, что в поэзии Уайетта важную роль играют образы охоты и соколиной ловли. Исследователь творчества поэта, русский литературовед Г. М. Кружков в своей статье «Сокол по кличке Удача» говорит о том, что учеными часто недооценивается психологическая сторона ренессансной лирики в целом – люди видят лишь внешнюю сторону атрибутики, считая ее простой игрой с условным набором тем и образов. «Однако эти люди знали и умели многое из того, чего сейчас мы не знаем и не умеем. Скажем, изображая превратности любви в терминах оленьего гона и соколиной охоты, они касались таких областей подсознательного, которые лучше объясняют измену и жестокость, равнодушие или свободу от любых отношений. И все это делается гораздо лучше, чем в моральной психологии более позднего времени», — говорит Г. Кружков.

Литературовед приводит яркий пример с образом сокола, который, если спустить его с перчатки, может вернуться к хозяину – а может и улететь навсегда. Это не зависит от того, как прикормлена птица, причина может быть абсолютно любой или никакой: переменившийся ветер, замеченная вдалеке цапля или банальное желание самого сокола. «Измена сокола – закон Фортуны, верность – ее редкая милость», — считает исследователь.

О ТЕХ, КТО ЕГО ПОКИНУЛ
Лети, удача, смелый сокол мой,
Взмой выше и с добычею вернись.
Те, что хвалили нас наперебой,
Теперь, как вши с убитых, расползлись;
Лишь ты не брезгаешь моей рукой,
Хоть волю ценишь ты и знаешь высь.
Лети же, колокольчиком звеня:
Ты друг, каких немного у меня.

Томасу Уайетту принадлежит заслуга впервые ввести полноценный сонет в английскую литературу, и только он смог по-настоящему качественно переложить с итальянского языка так называемые «дантовские терцины», приспособив их к немного угловатому английскому слову.
Стихи Уайетта были впервые опубликованы в 1557 году в первой английской антологии поэзии, полное название которой звучало следующим образом: «Песни и сонеты, сочиненные высокоблагородным лордом Генри Говардом, покойным графом Сарри, и другими». В истории литературы эта книга сделалась более известной как «Сборник Тоттэла». Упомянутые же в названии лорд Генри Говард и граф Сарри – одно и то же лицо, в то время как стихи самого Томаса Уайетта занимали в книге довольно скромное место, рядом с большим отделом «стихов неизвестных авторов».

За тридцать лет сборник Тоттэла переиздавался целых семь раз. В 1589 году Путтенхэм писал в своем трактате «Искусство английской поэзии»: «Они (Уайетт и Сарри) отчистили нашу грубую и домодельную манеру писать стихи от вульгарности, бывшей в ней доселе, и посему справедливо могут считаться первыми реформаторами нашей английской метрики и стиля… Их образы возвышенны, стиль торжествен, выражение ясно, слова точны, размер сладостен и строен, в чем они подражают непринужденно и тщательно своему учителю Франциску Петрарке».

Современные критики считают, впрочем, что для английской поэзии Петрарка был скорее раздражителем, чем учителем. Уже сам Дж. Чосер нарушил все его главные принципы и заветы: народный, а не очищенный язык, здравый смысл и естественные чувства против возвышенного неоплатонизма. Таков был и сэр Томас Уайетт, бравший новые формы у Петрарки, а стиль и суть – у Чосера и у французских куртуазных поэтов. Именно эта немного суровая, но здравая экспрессия оказалась стержневой для английской поэзии XVI века вплоть до Уильяма Шекспира и Джона Донна, последний из которых сделал антипетраркизм практически основным приемом в своей лирике.

Таким образом, Томас Уайетт оказался очень прочным и нужным звеном английской поэтической традиции, связывающим Джеффри Чосера с поэтами-елизаветинцами. Заимствуя у итальянской поэзии, Уайетт на ее основе развивал собственный уникальный стиль, впоследствии ставший знаковым для многих английских авторов. Хотя переводчики и отмечают сложность «подгонки» сонетов Уайетта под русский язык, все же они стараются передать их некоторую шероховатость в ритме, придающую строфам особенный, своеобразный шарм.

***
Как часто лютый огнь, меня паливший,
Я остужал в боях, в морях, в седле;
А ныне тот же жар, давно остывший,
Из Дувра провожаю я в Кале.
Все в мире потерявший, все забывший,
Смеюсь, как погорелец на золе,
И чую – снова разорвать невмочь мне
Терновник, грудь мне изодравший в клочья.

К сожалению, реальной судьбе Томаса Уайетта не суждено было сложиться столь же удачно, как его литературной карьере. В 1536 году Анну Болейн, как известно, арестовали по обвинению в государственной измене – вместе с несколькими предполагаемыми «любовниками». Одновременно с ней схватили и Т. Уайетта, однако ему повезло несколько больше: в отличие от Анны, казненной 19 мая, Уайетту удалось все же получить помилование и выйти из Тауэра на свободу 14 июня того же года. Однако со смертью своей «госпожи» мир поэта будто раскололся надвое: «В тот день молодость моя закончилась», — напишет он позже. Легкость и свобода в одночасье уходят из его творчества, и Уайетт начинает писать исключительно сатиры на придворную жизнь, или перекладывать на новый лад покаянные псалмы.

Политическая его карьера также стала весьма шаткой – да, он уцелел и вновь получил милость Генриха VIII, однако ценой постоянных ссылок из Лондона. Сначала его отправили в Кент, под опеку отца, затем – с дипломатическим поручением к императору Карлу V, где он в качестве посла при испанском дворе вынужден был постоянно находиться между молотом требований английского короля и наковальней католической монархии. Несмотря на все трудности и даже притязания со стороны инквизиции, Уайетт справился с возложенной на него миссией вполне успешно, но в результате коварных дворцовых интриг поэта в 1540-м году вновь насильно вернули в Англию и заключили в Тауэр, где уже во второй раз подвергли жесточайшему допросу. Когда выясняется, что дело на него было полностью сфабриковано (о чем свидетельствовала и блестящая речь поэта на суде в собственную защиту), Уайетт вновь обретает свободу и удаляется в Аллингтон, где намеревается предаться таким спокойным увеселениям как чтение и охота.

Радоваться мирной жизни поэту пришлось, увы, недолго: осенью 1542 года королевский приказ прервал этот тихий досуг – Уайетту нужно было срочно отправиться в порт Фалмут для встречи прибывающего в Англию испанского посла. В дороге, разгоряченный долгой скачкой, поэт простудился и стремительно «сгорел» от лихорадки в Шелборне. Томасу Уайетту было всего 39 лет, однако жизнь свою он прожил с яркостью метеора, проходящего по звездному небу раз в столетие. И пусть роза его жизни увяла слишком рано, все же на нее так и не опустилось лезвие монархической тирании Генриха VIII, а это в те времена было поистине «королевской» удачей.

В работе использовано следующее издание:

Уайетт Т. Песни и сонеты / Томас Уайетт. / пер. с англ. Г. М. Кружкова. – Москва : Время, 2005. – 192 с.: ил. (Триумфы). Инв. номер С2270469-КХ. Издание представлено на русском и английском языках для ценителей оригинальных текстов.