Книги и библиотеки

«…ко мне из детства, и тревожат мою память, никуда от них не деться», – звучало из колонок в актовом зале гимназии. И казалось, что это только песня, какое же «Школа-школа, я скучаю», если мерещится уже впереди туманное, но обязательно ослепительное будущее, долгожданная свобода и головокружительная взрослость. И хотя текли слёзы, и внезапно вырывались так тщательно оберегаемые, откровенные слова, и завершение важного этапа ощущалось весомо, окончательно, всё же думалось – никакой ностальгии. Я не буду скучать.

Спустя двенадцать лет признаёшься: скучаю, наверное. Иначе чем объяснить, что, встретив выпускников и осознав себя на границе весны и лета, яблоневого цвета и выпускных экзаменов, публикую в соцсетях фотографии с собственного праздника, где мы смотрим в камеру дружно, прямо, серьёзно. Без нарядных фартуков – за исключением одной из девочек мы отказались надевать форму, которую никогда не носили, поэтому на снимке только Оля похожа на настоящую выпускницу. Фотографий немного; хотя цифровые камеры уже были в ходу, привычка фиксировать каждый шаг ещё не зародилась, моменты проживались, переживались, осмыслялись, снимки – лишь цитата, ремарка, главное оставалось в памяти.

О чём это я? О книгах. Тех «школьных», давным-давно прочитанных книгах, что возвращают меня к себе шестнадцатилетней. Есть ли такие у вас? Конечно, Алексин и Коршунов, Крапивин и Слепухин, конечно, Железников, Сергиенко — помните «Дни поздней осени»? Тихая история то ли влюбленности, то ли фантазии. Сложно понять, существовал ли на самом деле сосед по даче, ставший главной тайной юной Маши, первой, светлой, чистой ее любовью — или был лишь выдумкой тонкой и ранимой девочки? Мимолётность хрупких осенних дней, классическая музыка, первые сильные и тайные чувства — событий так мало в этом созерцательном повествовании. Стремительное наваждение? Или всё-таки что-то другое?

С не вполне лёгким сердцем, но скажу здесь и про прочитанную гораздо позже современницу Елену Чижову с повестью «Крошки Цахес: драма из школьной жизни»; с одной стороны, книга отталкивает. Невозможно принять русофобию, которой ощутимо пропитан роман, невозможно согласиться с автором, с героями. Но всё-таки дочитываешь эту странную, горькую и в тоже время пронзительную историю, поскольку близки эмоции юной героини, воспитанницы элитной английской школы, потому что помнишь, как иностранный язык внедряется в сознание, когда говоришь на нём в школе каждый день.

Наш последний урок в гимназии был английским. Ирина Владимировна обыграла цитату из «Форреста Гампа»; совсем недавно мы смотрели его в оригинале, и учительница старалась не переводить, даже когда мы бросали на неё умоляющие взгляды. Не выдержала она на слове «shrimp» («креветка»), которое повторилось тысячу раз, а листать словарь никому не хотелось – долго, рискуешь пропустить всё, что там дальше… «Life was like a box of chocolates. You never know what you’re gonna get». Мы брали конфеты из коробки, к ним были прикреплены листки с вопросами о будущем, о школьных воспоминаниях, о наших мечтах. Мы отвечали по-английски. На английском рисовали газеты, открытки, писали сообщения, порой разговаривали, иногда ловили себя на мысли, что начинаем думать на двух языках одновременно. Ощутимо вспомнилось это, когда читала о школьном театре, о языковой игре, о шутках, понятных только классу и учительнице.

Ф. Центральный образ показан через призму безутешной преданности любящей ее ученицы. Равнодушная, жёсткая (подчас и жестокая — вспомнить момент, где заболевшая, температурящая девочка отлёживается в классе, чтобы вечером выйти на сцену!) холодность возлюбленной взрослой женщины, сменяющаяся порой отрывочной нежностью, коротким сдержанным теплом к своей ученице, глине, из которой она лепит мечту, готовая в любой момент отказаться от неё – вырастет, забудет. «Наши глаза были прикованы друг к другу, мы глядели друг на друга, приноравливаясь к будущей наболевшей пустоте».

Есть возраст, когда любая, словно бы и ничего не значащая, на беглый взгляд, ситуация может перевернуть сердце, когда мимолётный разговор, одно неверное, чужое, своё ли слово оставляет глубокие, годами не заживающие раны.

«Английская школа – это я», – говорит Ф., непреклонный учитель, жестокий режиссер, гордая и сдержанная. «Мы понимали ее дословно и хихикали в спину, потому что родной язык – злая штука. На родном понимают сразу, а значит – не понимают главного», – говорит её ученица.

Обе они ошибаются.

«Имеет ли человек право на ошибку?» – спрашивал меня в те самые школьные годы один мальчик. И сам отвечал: «Нет». Подростковый максимализм – словосочетание, превратившееся в термин, которым мы объясняем и обвиняем, оправдываем и упрекаем. Роман Юрия Слепухина «Киммерийское лето» встретился на каком-то ресурсе в обзоре художественных произведений, где упоминается Екатеринбург. Ни название, ни имя автора мне ничего не сказали, но описание сюжета зацепило. Как в детстве, сутки читала, не отрываясь от телефона в троллейбусах, в перерывах на учебе, не могла уснуть, пока не узнаю, наконец, чем всё кончится… От Свердловска там, кстати, только аэропорт и капелька Новоуральска, но совершенно прекрасно обрисованы Москва, Санкт-Петербург и Крым, так детально, топографически точно.

Впрочем, не это главное: хотя хронотоп выписан ясно, и при желании можно сопоставить события книги с историей послевоенного Союза, главное в книге – психологизм, диалектика души. Роман точно и беспощадно вскрывает проблемы семьи, взросления, инфантильности нового поколения, творческого поиска. А какие герои! Как живые… Старшеклассница Ника, появляясь в начале романа, вызывает смутное раздражение, кажется избалованной и капризной, но как меняется отношение к ней по ходу повествования! Незаурядная, сильная личность, умеющая глубоко переживать, чувствовать, она взрослеет у нас на глазах, и всё больше сочувствуешь ей (хотя и хочется порой поговорить, задержать за руку), понимаешь, что за напускной отрешённостью скрывается бездонный внутренний мир. Главный герой, археолог Игнатьев, почувствовал это с первой встречи. Любовь между 29-летним кандидатом наук и 16-летней школьницей – это нелепо, говорит Ника, но очень быстро отдается с головой чувству, на фоне которого развивается её личная и семейная драма. И какими лёгкими, выразительными штрихами описан портрет Андрея, одноклассника Ники, умного, ироничного, талантливого художника, как искренне он любит её, с каким мужеством и достоинством держится, будучи отвергнутым… «Казалось бы, у девочки есть все, что нужно для счастья, а ведь счастливой она не будет. Такие счастливыми не бывают. Для счастья нужно быть… Она задумалась, подыскивая слово. Проще. Да, именно проще — во всех отношениях проще и сердечнее. Откуда эта рассудочность? […] Такие натуры… не только бывают несчастны сами — они делают несчастными других».

И те самые неизбежные ошибки юности, что мы совершили, всю жизнь напоминают о себе, и острота пережитых чувств никогда не стирается в памяти. Говорят, что взрослеешь тогда, когда вдруг осознаёшь, как события детства повлияли на становление, ощущение, действия тебя настоящего. И переиздаётся давным-давно потерявшийся в библиотеке роман Александра Юка «Четыре четверти. Взрослая хроника школьной любви», и попадается в руки «Страна Саша» Галы Узрютовой, и рассказы Нины Дашевской в сборнике «Около музыки» вдруг отзываются внутри спокойным сдержанным теплом. И чёрно-белый ретропоказ «Дикой собаки Динго» в практически пустом — лишь я да знакомый мальчик с филфака — открывает книгу в новом, близком измерении. «Ты поняла, что это образ героини? — спросил знакомый, когда медленно загорелись лампы. — Это Таня такая, дикая собака динго». Впрочем, я не была готова вступать в литературоведческие-кинокритические споры, но трогательную и ценную книгу, в детстве показавшуюся сложной, если не скучноватой, нашла снова и теперь уже с первых страниц включила в список любимых.

Наверное, в этот момент и правда стоит перечитать школьные романы. Ведь даже отшумевшая сага о Гарри Поттере, весьма спорная, как с точки зрения чёткости авторской позиции, так и литературной ценности, поднимает вопрос ученичества через непростые и полные недосказанности диалоги профессора и студента. «Зрелость становится глупой и забывчивой, когда начинает недооценивать юность». Увы, как поздно начинаешь по-настоящему слушать и слышать старших: неявные сперва, но внезапно осознанные смыслы произошедшего, прозвучавшего, сплетаются с действительностью, и вдруг становится ясным, с какой ласковой выдержкой прощали тебе подростковую горячность и нетерпеливость. «Как часто такое случается даже меж­ду лучшими друзьями! Каждый из нас уверен, будто может сказать что-то гораздо более важное, чем всё, о чем думает другой!».

Наконец, в «Тане Гроттер» Дмитрия Емеца, начатой, казалось бы, как пародия на вышеупомянутый бестселлер, но быстро ушедшей в самостоятельное стремительное русло, читаешь: «В этот момент впервые и на всю жизнь Таня поняла, что злых и страшных людей нет. Есть люди больные, озлобленные, потемневшие, нуждающиеся в помощи и понимании. И еще она поняла, что теперь, когда дар этот открылся, она уже не сможет остановиться и будет любить всех, в каждом видя искру поруганного света». И вновь видишь героиню в кабинете у директора школы, который, не давая прямых советов, лишь протягивает ей диссертацию Татьяниного отца, в которой она выхватывает короткое: «Окупается только верность. Пурга иллюзий заметает путь».

Первый раз я прочла эти слова в потрёпанной библиотечной книжке, которую затем обсуждали с подругой, — мы вообще много разговаривали, часами меряя шагами город. А потом была нелепая ссора, подростковый максимализм, пурга иллюзий, что там ещё… Остались соцсети, фотографии и книги, которые читали тогда.

И другие, не прямо, но косвенно вызывающие в памяти размытые от времени кадры. Говорливая трель не символического, а самого настоящего последнего нашего звонка: за пять минут до конца урока мы высыпали с английского, подхватив по дороге «французов» и «немцев», и столпились в коридоре, молча глядя на часы. Когда вахтёр нажал кнопку, и коридоры гимназии огласил длинный-длинный звонкий финальный аккорд, кто-то плакал, кто-то обнимался, кто-то на секунду замер в стороне с острым ощущением свершившегося времени, пока не подхватило общей эмоциональной волной.

«Школа-школа, я скучаю».

Список:

1. Алексин А. Г., Повести о дружбе и любви : [для среднего школьного возраста]. — Москва : АСТ : Астрель, 2010. — 795, [1] с. ; 21 см.

Свердловская ОУНБ; КХ(А); Шифр 84Р6-4; Авторский знак А48; Инв. номер 2322623-КХ(А)

2. Гайдар А. П., Военная тайна : рассказ, повести. — Свердловск : Средне-Уральское книжное издательство, 1982. — 304 с. ; 21 см.

Свердловская ОУНБ; КХ; Инв. номер 1853641-КХ

Свердловская ОУНБ; КХ; Инв. номер 1860151-КХ

3. Железников В. К., Чучело : [Повесть для детей]. — М. : Киностудия «Глобус», 2000. — 183 с. ; 21 см см. — (ЧУЧЕЛО).

СОУНБ; КХ(А); Шифр 84Р6-4; Авторский знак Ж51; Инв. номер 2238726-КХ(А)

4. Коршунов М. П., Бульвар под ливнем. (Музыканты) : роман : [для старшего возраста]. — Москва : Детская литература, 1981. — 302 с. ; 21 см.

Свердловская ОУНБ; КХ; Инв. номер 1842484-КХ

5. Крапивин В. П., Паруса «Эспады» : Мальчик со шпагой : [фантастический роман]. — Москва : Эксмо, 2008. — 380, [2] с. ; 21 см. — (Библиотека Командора).

Свердловская ОУНБ; КХ(А); Шифр 84Р6-4; Авторский знак К779; Инв. номер 2296135-КХ(А)

6. Сергиенко К. К., Дни поздней осени : повесть. — Москва : Молодая гвардия, 1983. — 207, [1] с. ; 17 см.

Свердловская ОУНБ; КХ; Формат М; Инв. номер 1887645-КХ

7. Слепухин Ю. Г., Киммерийское лето : роман. — [Ленинград] : Советский писатель, Ленинградское отделение, 1978. — 398 с. ; 21 см.

Свердловская ОУНБ; КХ; Инв. номер 1740611-КХ

Свердловская ОУНБ; КХ; Инв. номер 1748889-КХ

8. Фраерман Р. И., Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви : [для старшего школьного возраста]. — Новосибирск : Западно-Сибирское книжное издательство, 1980. — 336 с. ; 21 см.

Свердловская ОУНБ; КХ; Инв. номер 1801727-КХ

9. Чижова Е. С., Крошки Цахес : роман : [драма из школьной жизни]. — Москва : АСТ : Астрель, 2010. — 220, [2] с. ; 20 см. — (Проза: женский род).

Свердловская ОУНБ; КХ(А); Шифр 84Р6-4; Авторский знак Ч-596; Инв. номер 2342926-КХ(А)

Свердловская ОУНБ; КХ; Инв. номер 2391674-КХ