Книги и библиотеки

Надежда Александровна не осталась в стороне от революционных бурь и не была чужда социалистическим взглядам в их гуманистической версии. Одно время она, как известно, сотрудничала в большевистской газете «Новая жизнь», в редакции которой и видела Ленина. Февральскую революцию она приняла, как и многие, Октябрьскую – отвергла. Несколько месяцев она провела в скитаниях по разным городам юга России – Киев, Одесса, Екатеринодар, Ростов, Кисловодск, Новороссийск, наконец, откуда она осенью 1919 года уехала в эмиграцию, через Константинополь в Париж, где и осела в начале 1920-го. Думала, что ненадолго, оказалось – навсегда. Своему прощанию с Россией Тэффи посвятила мемуарную книгу «Воспоминания» (1932), трезвую, точную, грустную. Она продолжала и думать, и писать о русской жизни, но постепенно и быстрее многих пришла к выводу, что возвращения не будет, замыкаться в прошлом бессмысленно и неплодотворно, что жизнь продолжается.

Она много работала, печаталась в парижских газетах и журналах, затем из этих текстов собирала сборники – только за первые 20 лет за рубежом их вышло 19 (вместе с перепечатками). Она действительно была самой, наверное, родственно любимой писательницей русской эмиграции, произведения которой и оказывали бесспорный психотерапевтический эффект, и помогали сохранить язык в чужой языковой среде.

Жизнь её в эмиграции складывалась по-разному, как любая жизнь. Она была счастлива с любимым мужчиной, Павлом Андреевичем Тикстоном, полуангличанином, тоже эмигрантом, сыном богатого промышленника. Ему она посвятила свою поэтическую книгу «Шамрам» – «северной душе, влюблённой в Восток». Довольно долго всё было хорошо, потом их благосостояние пошатнулось, Павел Андреевич заболел, и Надежда Александровна несколько лет за ним преданно ухаживала. И сама она тоже болела, без бед и несчастий не обошлось, не говоря уж об ужасах Второй мировой.

Со временем она восстановила связи с детьми, переписывалась и встречалась со старшей дочерью. Именно Валерия Грабовская, которая жила в Польше, а потом в Лондоне, передала архив матери на хранение в библиотеку Колумбийского университета в США. Она хотела написать о матери, о детстве и о том, как их отношения стали дружбой двух взрослых женщин – но не сложилось. Умерла Надежда Александровна в 1952 году, в возрасте 80 лет.

Не вся её малая проза, безусловно, в равной степени хороша и пережила свое время. Ей случалось и повторяться, и грешить против хорошего вкуса – что, наверное, неизбежно, если ты многие годы должен зарабатывать этим на хлеб и давать по рассказу или фельетону в неделю. Но в целом её рассказы в их достоинствах и недостатках, в их единстве дают исключительно интересную, яркую, цельную картину русской жизни первой половины ХХ века. И все её зарубежные сборники, и очень популярный среди русских парижан «Городок», и «Книга Июнь», и последняя прижизненная «Земная радуга» воспринимаются не просто как собрание отдельных новелл, но как своеобразные романы в рассказах, герои которых существуют в каком-то общем пространстве, пересекаются, переговариваются, вступают в отношения, делают глупости, шутят, любят, верят, надеются на лучшее.

Ещё один популярный послевоенный сборник Тэффи «Всё о любви» (1946) соблазнительно было бы назвать женской версией «Тёмных аллей» или «Декамерона». Правда, в этой книге не так много собственно любви как чувства. Всё, что здесь происходит, не столько «о любви», сколько «вокруг да около любви».

В рассказе «Кошмар» Вера Сергеевна не один год борется за мужа, у которого параллельная жизнь, борется «всеми средствами, какие только может дать современность в руки рассудительной и энергичной женщины». А потом, когда всё заканчивается, оказывается, что это были лучшие годы, потому что борьба поддерживала её в должном тонусе.

Восторг пел: – кончен кошмар.
Тоска ныла: – что-то будет?
И тоска была права.

Мужчина жалуется приятельнице, какие они разные с его девушкой, он – полноценный пошляк, в то время как она – тургеневская девушка, «насторожившаяся лань». А чуть раньше мы слышим, как эта самая девушка возмущается в разговоре с той же приятельницей, что он обращается с ней как с какой-то недотрогой: «Это ужасная вещь – близкий человек, который тебя уважает. Это… Это прямо свинство!» («Дон-Кихот и тургеневская девушка»).

Дама устраивает романтический ужин, на который приглашает трёх мужчин, принадлежащих её прошлому, настоящему и будущему, предвкушает вечер в атмосфере любви, а гости сначала критикуют её стол, а потом переключаются на сугубо мужские разговоры, забывают о её существовании и уходят все вместе. Как это узнаваемо!

Валентина Петровна («Яркая жизнь») не обременена никакими отношениями, но из самого скудного житейского материала создаёт захватывающие истории, которые делают её жизнь увлекательной и яркой. Бесценное детское качество, которое некоторым удаётся сохранить и без которого невозможно никакое творчество. «Достаточно ей дойти до угловой булочной, чтоб жизнь её наполнилась впечатлениями на два дня. Она непременно встретит какую-нибудь девушку с итальянскими глазами, рваную, но, конечно, из высшего общества, встретит девчонку, дочку зеленщицы, которая наверное была в детстве украдена у высокопоставленных родителей, о чём свидетельствует ее необычайного благородства нос…»

Любовь в этом мире – то фантазия, то иллюзия; это житейские неурядицы, путаница, несовпадения и непонимание, рискованные, водевильные ситуации, изящные и грубоватые; это обманы и самообманы, это кромешный быт, в котором вспыхивают искры тепла и надежды. И люди, и жалкие, и милые, которые живут в своём мире, потому что в мире чужом бывает слишком больно. Да и скучно, если не подозревать за видимостью какой-то волшебной подкладки.

Одним из самых художественно цельных и стилистически интересных в творчестве Тэффи считается сборник «Ведьма» (1936). Сборник, состоящий из 14 рассказов, каждый из которых посвящён каким-то мифическим существам и паранормальным явлениям русской жизни. «Водяной», «Лешачиха», «Русалка», «Тот, кто ходит», «Вурдалак» – в центре каждого и некая увлекательная житейская история с жуткими и смешными подробностями, и заявка на потусторонность, и возможность вполне бытового объяснения всего необъяснимого, и сомнение – а всё ли можно объяснить?

Почему-то ведь загорелся самовар, который много лет стоял где-то под потолком («Чудит»). И явилась же откуда-то собака, которая спасает жизнь героини («Собака»). И имеется же у туповатой героини «Ведьмы» необъяснимый талант находить потерянные вещи. В этой книге есть и банальная мужская хитрость, призывающая банного черта для оправдания своих грешков («Банный черт»), и причуды беременной Ильки, которой за каждым кустом мерещатся волки, а вода кажется слишком мокрой («Волчья ночь»), есть и деревенская дремучесть («Вурдалак»), и откровенное безумие («Русалка»). Но есть и прелесть жизни, и нежность, и красота русской природы, и тайны русской души с её неповторимым своеобразием и детской верой в чудо. «В этой книге, – писала сама Тэффи, – наши древние славянские боги, как они живут еще в народной душе, в преданиях, суевериях, обычаях. Всё, как встречалось мне в русской провинции, в детстве».

Надежда Александровна вспоминает, как они с писателем Федором Сологубом развлекались тем, что вычисляли метафизический возраст своих знакомых. Сологубу Тэффи дала 600 лет, а вот Сологуб своей собеседнице – 13, с чем она, недолго думая, согласилась. В рассказах Тэффи о детях и детях на пороге взрослой жизни вы практически нигде не найдёте снисходительной, возрастной дистанции. Она не умиляется своим героям, не идеализирует их, она чувствует их изнутри. Она очень хорошо помнит и понимает эту внутреннюю суматоху и неразбериху, свойственные подростковому возрасту, то, как безудержно разгоняется воображение, какое значение приобретают самые, казалось бы, ничтожные вещи.

Детский взгляд помогает увидеть в этом мире не только (и не всегда) больше радости, но гораздо больше всего интересного. А детские черты в самом заскорузлом существе позволяют разглядеть и в нём человека, достойного жалости и любви. В каждом есть что-то детское – и это лучшее в нем, это и есть ключ к его душе. В то же время здесь таится и опасный соблазн. В единственном опыте большой прозы у Тэффи, в замечательном (отчасти детективном) «Авантюрном романе» русская красавица Наташа, которая работает манекенщицей в модном магазине, знакомится с молодым человеком, который с самого начала вызывает у неё серьезные сомнения. Но потом она высматривает в нём трогательные детские черты, слышит, как он ночью по-немецки зовёт маму – и всё, мозг отключается, она пропадает, увязает в этом чувстве с мучительно материнским оттенком. Хорошо это закончиться, конечно, не может. Но всё-таки автор оставляет героине достойный выход – правда, лежит он уже в другой плоскости.

Многие, если не большинство историй Тэффи можно было бы объединить названием книги, которой тогда ещё не было: «Игры, в которые играют люди». И сама она любила говорить: «Надо уметь жить играя. Игра скрашивает любые невзгоды». На самом деле, все мы играем: играем себя, играем в играх, которые нам предлагают (или навязывают) другие. Это может быть смешно, может быть печально, может быть довольно жёстко и даже жестоко, но это в природе человека, неразрывно связывает его с детством, помогает сохранить молодость души. И позволяет каждому, самому маленькому, самому неказистому человеку реализовать своё творческое начало и прожить жизнь с радостью – несмотря на любые невзгоды. Надежда Александровна Лохвицкая-Тэффи великолепно владела этим искусством и в своих книгах оставила немало ценных советов, как и нам его освоить. И главное – как сохранить здравый смысл в любых обстоятельствах.