Книги и библиотеки

Кушлина, О. Б. Страстоцвет, или Петербургские подоконники / Ольга Кушлина. — СПб. : Изд-во Ивана Лимбаха, 2001. — 336 с.

Формально книга посвящена влиянию цветоводства на поэзию русских декадентов и символистов, с редкими отсылками к поэтам и прозаикам других эпох и вкусов. Это не столько исследование мотива «цветка в горшке», герани или пальмы, сколько собрание примеров к тезису: «Так получилось, что переводное издание по комнатному цветоводству превратилось в начале XX века в России в эстетический кодекс обывателя, совершило по отношению к русскому обществу тот высокий миссионерский подвиг, что не под силу было выполнить живописи, архитектуре, литературе и музыке. Гесдерфер стал для русских демократических слоев тем же, чем Гюисманс для французской элиты, — законодателем художественных вкусов».
Речь идет о книге Макса Гесдерфера «Практическое руководство для любителей и садоводов», вышедшей по-русски в 1898 году в переводе А. Семенова. Литературовед Ольга Кушлина, рассматривая состояние цветочного дела в последние десятилетия XIX века, в том числе с практическими пособиями для любителей, отмечает: именно это пособие стало важнейшим, многократно переизданным целиком и частями, растащенным на цитаты по модным журналам.
«… в наше время оранжерейщики стали подлинными художниками!» — замечал герой романа Гюисманса «Наоборот» (и не впервые в истории литературы садоводство оказывало эта важное свое влияние на поэзию). Но для русской поэзии важен еще один аспект. Как пишет Ольга Кушлина, «экзотические растения попадали в стихи русских поэтов порой тем же путем, каким приходили новинки в оранжереи российских садовников, — выписывались из-за границы». И, конечно, у любителей роз, полевых цветочков и луговых трав — всех этих приверженцев как старых поэтических принципов и лексики, так и реалистической образности — было преимущество опыта. Комнатное цветоводство, уставленные кадками оранжереи и гостиные обеспечили некоторое знание о тропических ландшафтах, таинственных лесах юга русским модернистам.
Наиболее показателен пример Валерия Брюсова, мама которого выращивала агавы, пальмы и криптомерии. О чем писал в свое время брат поэта, подчеркивая, что диковинные названия нездешних цветов — не ради красного словца, но выражают свой, личный, повседневный опыт. Сколько бы не усмехались поэт Василий Князев и цитирующий его Горький:

Для новой рифмы
Готовы тиф мы
В стихах воспеть,
И с ним возиться,
И заразиться
И умереть!

В книге много разных фактов и о поэтах, и о цветах, и о садоводстве. О том, как пытались разбить на петербургских крышах сады; о ботанических ошибках поэтов; об изменчивых вкусах в комнатном цветоводстве, моде то на фикусы, то на кротоны, то на толстянку. Но книга написана несвязно, даже неряшливо, что временами сильно раздражает. Похожа на неразобранный ворох листьев и корешков, читательский дневник: текст прихотливо перескакивает от одного поэтического сборника к другому, возвращается, отвлекается, играет, комментирует, уточняет в словарях. И однажды автор проговаривается, обозначая жанр своей книги как дамский роман.
И это, конечно, книга больше о любви к книге Гесдерфера, доставшейся в наследство от свекрови. Сперва она лежала на подоконнике, попадаясь не к месту на глаза, потом была прочитана и изменила жизнь своего читателя. Подоконники уставились цветами. Взгляд стал различать бальзамин и орхидеи, болотную фиалку и араукарию — и за окнами петербуржцев, и в сочинениях писателей. Цветы очертили границы дома и открыли возможность фантастических путешествий: во времена веры в чудесные силы мандрагоры, споров о видовой принадлежности древа познания добра и зла, в мечты и надежды очень разных людей. Так что в основе книги не праздная любовь исследователя к новым темам и необычным сюжетным ходам, которым, пожалуй, можно посвятить более композиционно выверенную — научную что ли — статью. Пока я читала книгу, протерла листочки подаренного и выжившего у меня фикуса Бенджамина (к нему, как говорит книга, по присказке-примете должна прилагаться прислуга), и уже подумываю раздобыть герань для балкона.
Все чаще я думаю, как прекрасна всякая домашняя работа. Умение готовить, вязать крючком, гладить, поливать азалии и выращивать зимой гиацинты — возможно сейчас во всех этих занятиях больше поэзии, чем кухонного рабства. Работа заставляет ценить все больше, что дома ты сам себе хозяин. В том числе — своему воображению.
Еще один герой книги Ольги Кушлиной поэт Петр Потемкин писал:

Тетка моя Варвара
Выпивала полсамовара,
А дядя Увар –
Самовар.
Пили они, как утки,
Круглые сутки,
Зимою и летом,
И были умны при этом,
А знакомый мне критик,
Знаток всех пиитик,
Писал так много
Об исканиях бога,
О символизме,
Об эмпиризме,
Об Андрееве и вечности,
О Брюсове в бесконечности,
О мифотворчестве Нитцче,
Чем больше, тем прытче,
Был признан всем светом –
И был глуп при этом…