Книги и библиотеки

Насколько мне понравилась фотовыставка «Нью-Йорк – город, который никогда не спит», когда я только пришла в Музей Метенкова на вернисаж, настолько разонравилась, когда ушла и когда вернулась, чтобы посмотреть фотографии снова. При этом эффект целого, думается, не зависит от показанных фотографий Сьюзан Дули, Джоан Пауэрс, Фрэнка Дитури и других. Куратор выставки Андрей Мартынов объединил снимки разного времени: здесь и прекрасные фотографии детей на качелях у Вильямсбургского моста и иных обитателей Питт-Стрит Вальтера Розенблюма, сделанные им в 1938, и Нью-Йорк зимой, и его непривычные панорамы из бухты, и его улицы и жители на снимках 1970-2000-х годов, созданных разноязыкой группой фотографов. Калейдоскоп фотографических стратегий.

Эта выставка не является ни ретроспективой, посвященной рождению и развитию иконографии Нью-Йорка (однако, например, о временах Льюиса Хайна и Беренис Эббот рассказывают представленные в одном из залов музея телевизионные фильмы), ни экспозицией, создающей из множества фотоотпечатков внятный образ жизни города. Более того, как мне кажется, почти каждый снимок обесценивает соседний и умаляет довольно распространенную идею Нью-Йорка как своеобразного города зрелищ, который каждый пожирает глазами и который не спит. Почти все внимание современных фотографов, чьи снимки попали на выставку, направлено именно на пространственные структуры города: на дома, витрины, стены, окна — но запоминаются снимки как какие-то серые, белесые, в них много тумана, дымки, эффектов расфокусированного, скользящего взгляда.

В Доме книги можно купить странный постер с двумя кадрами: панорама Манхэттена с башнями Всемирного торгового центра и та же панорама после 11 сентября. Может, это одна из популярных современных вариаций аллегории momento mori — так, на выставке в Музее Метенкова много фотографий, в которых взгляд то и дело натыкается на башни ВТЦ или их отсутствие. Прежде я думала, что всем знакомый вкус к Нью-Йорку – следствие очень ясного и цельного зрительного образа города, что был создан самыми разными фильмами и книгами. Но, если подумать, например, мой Нью-Йорк – это город Холдена Колфилда и разных детективов, многоквартирных кирпичных домов с пожарными лестницами и консьержами, с неизбежными Бруклинским мостом, катком Рокфейллер-Центра и Центральным парком. Место для триллеров, комедий и мелодрам.

Несмотря на наличие знаковых изображений (всех этих видов Пятой авеню, отпечатков с гаргулиями небоскреба Крайслер, Манхэттена из бухты и статуей Свободы чуть сбоку) культурные очаровывающие образы этого города, похоже, нарративны. Киноистории и книги говорят о жизни в Нью-Йорке, смотрят на дома и людей с близкого расстояния, а всем известные панорамы — нечто из кинозаставок, американский аналог заголовка советской газеты «Правда». Фотографы на выставке пытаются пространство города драматизировать и «очистить от шелухи визуальных клише», очень стараются: изменяют расстояния для обзора, снимают город так, словно находятся на окраине заштатного автовокзала или перед старой афишной тумбой, словно сражаются с кинозаставкой. Люди здесь не живут, но на город смотрят и пытаются найти в нем непарадные, маргинальные — «живые и подлинные» — зоны.

Может быть, поэтому так хороши представленные на выставке снимки Вальтера Розенблюма и Артура Лейпцига, фотографов, начавших работать еще в 1930-е и снимавших на улицах детей, рабочих, владельцев лавок, влюбленных? Как и другие известные фотографы Нью-Йорка, как Вирджи, Бен Шан, Хелен Левитт или Диана Арбус, они всматривались в жизнь людей, а не зданий, они похищали героев своих историй из гущи жизни, оставляя вне поля внимания собственно знаковое архитектурное пространство Нью-Йорка. Появление в ряду их снимков видов Бруклинского моста или перспектив улиц с доходными домами дополняло эту историю про жизнь, а не подменяло ее. Их город строился и жил. Из современных участников выставки по этому же пути идет, как кажется, например, Сьюзан Кравитц, но наиболее показательный современный фотовзгляд на город на выставке представлен, по-моему, фотографиями Тома О’Коннора в последнем зале: снимал ли он монтаж стеклянной панели в Гринвич-Виллидж или первомайское рабочее ралли в Юнион-сквер, долгая выдержка, отсутствие резкости и глубины кадра приводят к тому, что эти фотографии – это световые слепки города, сгущенные до фигуративных видений яркоцветные потоки света. Детали и лица на фотографиях О’Коннора неразличимы, и его снимки своеобразно представляют жизнь Нью-Йорка – города, где велика скорость проживания, и города, который себе не принадлежит.

Для Розенблюма и Лейпцига реальность обладала своей собственной плотностью и характером, каждый их снимок — тугой клубок Парки, в нем запрятаны и история, и жизнь. Дети на фотографиях Лейпцига самодостаточны. Шестнадцатилетние подростки на снимках Клэр Сейдл 1990-х годов – функциональные образы: лица смазаны, тела, как у привидений, и только предметы в комнате, все, что у края снимка, материальны. Незамутненный, пристальный, строгий взгляд на реальность, итогом которого были «В ожидании Санты» (1944), «Игры с меловыми фигурами» (1950) или «Идеальная прачечная» (1946) Лейпцига и сцены из жизни Питт-Стрит Розенблюма, оказывается утрачен в большинстве современных снимков. Хотя нынешние фотографы обращаются не к социальным темам, а к изучение пространственных структур, связанности человека и города, их работы воспринимаются как более идеологичные и менее поэтичные, чем старые снимки. Все в них – визуальные технологии и их препарирование.

И от этого грустно. Когда понимаешь, что старые города на старых снимках – не важно, Нью-Йорк это, или иное другое место, Одесса там или Москва, – невольно смотрятся как снимки про утраченный рай. Что старый криминальный снимок как-то сам собой приобретает ту элегантность и чувственность, которую никак не можешь различить в красивой, занимательно и остроумно построенной современной фотографии.