Книги и библиотеки

На выставке Олега Климова «Свидетели времени», до конца февраля работающей в «Доме Метенкова», самое интересное — попытки в темах и видении фотографа нащупать слом эпох. В 1990-е годы он фотографировал людей, живущий войной и на войне; даже в снимках у стен монастыря в Ярославле или в закулисье провинциального конкурса красоты позднесоветского времени есть привкус существования вне обустроенного, ласкового мира, словно на маленькой войне. Главной темой двухтысячных становится жизнь у воды: на берегу реки, океана, на морском побережье. Корабли в портах, поцелуи на набережной, купающиеся и рыбаки. Любой человек после войны заслуживает мира. Зрителю тоже приятно уйти от размытых, мимолетных, бестелесных видений бегущих и стреляющих людей, закапывания трупов, странных перемирий к осязаемо, четко снятой сверкающей поверхности воды. Тем более, что и страна в своих публичных самоописаниях и мироощущении также прошла путь от «лихих» девяностых к «сытому» настоящему.

Но так ли четка граница? Снимки 1990-х годов, за редким исключением, представляют не столько ужасно выглядящий мир, сколько мир, ощущаемый как инфернальный. В нем все уже мертвы. Но я почему-то не очень уверена, что герои фотоснимков 2000-х более живы. Более успокоенным, манящим оказывается лишь пространство, фон для жизни. Люди как-то не дотягивают. Ни с церемонным, ни с настоящим оружием, ни с рыболовецкой сетью, ни в покое, ни в действии. Разве что целуясь на кладбище. Иногда — играя в футбол. Это забавно: прыгать за мячом у стены с нарисованным краской футболистом; следить за ходом игры в окружении людей с автоматами, они тебя охраняют, а выглядит со стороны все так, словно болельщики отбывают повинность. Хорошо, что забавных снимков мало.

В рецензии на книгу Себаг-Монтефиоре «Молодой Сталин» в журнале «Пушкин» №1 за 2010 год ее автор, Максим Горюнов, бодрым языком, по-русски, рассказывает, как становились героями в древности: «… если верить Дюмезелю, именно из этого хвастовства от безделья во время случайного перемирия родилось все то, что мы сейчас называем героическим эпосом. Весь калейдоскоп преступлений, основанный на инфантильной жестокости необузданных желаний малолетних отморозков, веками отливался обществом в эту культурную форму».
Вот на выставке я об этом же подумала: что такое герой своего времени? Возможно, сегодня «героем истории» может стать лишь эпоха целиком? Обстоятельства. Создающие их люди слишком часто не вызывают морального доверия, чем бы они там ни занимались. Мне представляется, что Олег Климов свидетелями времени сделал зрителей своей выставки, тогда как герои его снимков хоть и действуют, по большей части не знают ни о чем. Множество жизней — лишь множество фрагментов. Разные люди с разными богами. Как тут найти верную точку для наблюдений и объяснений? Разве что потребность в ней допустима, когда ходишь по выставке и пытаешься что-то увидеть.

На прошлой неделе на одной из улиц Екатеринбурга появилась статуя Гены Букина, персонажа сериала «Счастливы вместе», действие которого протекает в Екатеринбурге. Узнав о скульптуре Букина, я вспомнила, как однажды с полчаса от соседа за столом, на свадьбе, слушала похвалы Светке Букиной, «лучшей девушке на свете» (это дочь Гены Букина). И почему я не прервала его, не сказала: «Ну и дурак»? В вопросах жизни слабость к слабости может быть как угодно велика.
Когда на флорентийской площади поставили «Давида» Микеланджело, люди жили гораздо меньше и с большим риском, чем сейчас, могли погибнуть от чумы, не существовало общедоступных филармоний, эндопротезирования и поездок на море. У всякого события может быть сложная система оправданий и объяснений.
После выставки Олега Климова я некоторое время испытывала эйфорию. Да, я, вероятно, не смогла бы быть даже свидетелем и знатоком своей собственной жизни, но найдутся ведь и другие фотоистории, более обнадеживающие фоторассказчики. Невозможно понять, то ли земля качается, то ли качается, пока кто-то рассказывает о землятресении. Но также невозможно до конца решить, должна ли жизнь превратиться в жизнь в зоне опасности — чтобы быть настоящей, стоящей — или лучше смириться с Геной Букиным и верить в мир без проблем и героев?
Мучительный вопрос.