Библиотеки и наследие
Большие библиотеки имеют дело прежде всего с наследием. Коллекции обеспечивают репутацию, определяют возможности, стратегию развития и риски. Но культурное наследие — это и конфликты, становящиеся частью повседневной жизни, часто неоднозначные и болезненные. Библиотечные здания и оборудование, фонды документов и содержание этих документов, литературная и книжная история – везде есть свои болевые точки.
1. Самые жгучие и очевидные споры связаны с тем препятствием, что создает статус памятника архитектуры желанию муниципалитетов, застройщиков, банков и т. д. строить, переделывать, обустраивать или сами здания-памятники, или территории, на которых они расположены. Что же библиотеки?
В недавней статье «Весенние веяния» Московского общества охраны архитектурного наследия читаем о разрушении интерьеров сталинского времени, в том числе: «Медленно, но верно заменяют элементы интерьеров в Российской Государственной Библиотеке – лестницы, оконные переплеты и осветительная арматура лишь издали напоминают о старой Ленинке».
Одно из зданий, в которых расположена Свердловская областная библиотека им. В. Г. Белинского, также признано памятником архитектуры. Пока сохраняются планировочная структура и элементы интерьера, типичные для библиотек середины XX века, особенно хороши читальные залы.
И в случае с библиотеками, и в любом другом, оказывается, что памятник архитектуры и истории живет в очень агрессивной среде человеческих требований: все ветшает и нуждается в тех или иных изменениях, главное определиться с мерой этих необходимых изменений и обеспечить эти решения экономически. Мне часто кажется, что современное общество не отвечает ясно на вопрос о том, зачем беречь культурное наследие и в какой форме, отсюда и конфликты.
В эпоху зарождения идеи историцизма, когда стали оформляться современные представления об охране культурного наследия, памятники и достопримечательности были теми лакомыми объектами, что направляют потоки туристов и паломников, а с ними — денежные потоки и расходование свободного времени. Еще Марк Твен в «Простаках за границей» (1869) высмеивает пиетет к памятникам: туристы готовы растащить достопримечательности по камушку на сувениры, и власти должны подвозить гальку на могилы Абеляра и Элоизы, или на Акрополь. Базовым стало сохранение некоторого образа: туристы снабжались имитациями-осколками древних руин, отстраивались после бомбежек исторические города, сохраняются фасады при кардинальной перепланировке и т. д.
Роман Джулиана Барнса «Англия, Англия» очень показательно выражает эти представления и вопрос, необходимо ли объекту наследия сохранять и свою историческую подлинность.
С одной стороны: «Фактически культурное и природное наследие ныне рассматривается специалистами как важный экологический фактор, обеспечивающий комфортность среды обитания человека и свидетельствующий об уровне качества жизни в той или иной стране». (Полякова, М. А. Международно-правовые аспекты охраны культурного наследия / М. А. Полякова // Международное право и охрана культурного наследия : документы, библиография / под ред. С. И. Сотниковой, И. М. Вандулакиса ; авторы-сост. М. А. Полякова, А. А. Александров. – Афины, 1997. – С. 26).
С другой — программа, что предлагают герои барнсовской сатиры: «У реа-а-альности много общего с кро-о-ликом, простите за цитату. Почтенная публика – те, кто заочно, и хорошо, что заочно, оплачивает наш хлеб с маслом, — желает видеть вместо реальности пушистую ручную зверюшку. Чтоб беззаботно скакала, чтоб картинно била в барабан в своей самодельной клетке, чтоб ела салат с ладони. Дайте им реальное существо, которое кусается и, прошу прощения, гадит – и они не будут знать, что с ним делать. Разве что придушить и сварить?» (Перевод с англ. С. Силаковой).
2. Второй ряд проблем связан с тем, как сохранять аудио, видео- и электронные документы. Например, из многих музыкальных фондов были списаны более ранние типы грампластинок, поскольку их хранение предполагает также сохранение воспроизводящих устройств. Если для небольшой библиотеке, ориентированной на сегодняшний спрос читателей, предоставление записей на современных носителях отвечает функции библиотеки, то как поступать большим библиотекам с функцией депозитарного хранения? Особенно в России, стране с огромной территорией, когда большая часть культурного наследия, особенно произведений искусства, старых документов и т. п. сосредоточена в Москве и Петербурге.
Этой проблеме был посвящен, например, очень дельный сборник: Формирование и сохранение культурного наследия в информационном обществе : информационное издание / J.-M. Rodes, G. Piejut, E. Plas ; перевод Л. В. Перовой издания для Всемирного саммита по информационному обществу «Memory of the Information Society» ; Министерство культуры и массовых коммуникаций РФ, Российский комитет Программы ЮНЕСКО «Информация для всех», РНБ ; подготовлено на русском языке Е. И. Кузьминым, В. Р. Фирсовым. – СПб. : Изд-во РНБ, 2004. – 112 с. (С2255527-КХ)
Эммануэль Хоог пишет в этом сборнике: «Наше информационное общество превратится в общество, которым владеет настоящее, с крошечной рабочей памятью, эгоистичным в своем стремлении общаться и повернувшимся спиной к грядущим поколениям, разрушив тем самым связь поколений». (С. 12). Важной оказывается и мысль о том, что создавая сегодня некий новый текст/продукт, уже на этапе его создания приходится думать о его сохранении/консервации в качестве предмета наследия. Но получается пока, что современные бумажные книги часто разваливаются после единственного прочтения, а накопители цифровой информации и аппаратура и программное обеспечение для их чтения меняются быстро и неподконтрольно библиотекам и архивам. Но и помимо вопросов долговечности носителя мучителен в принципе вопрос архивации на стадии создания: идея музея современной культуры многим кажется извращением.
3. Наконец, третий источник конфликтов в области наследия — имущественные отношения и национальные ценности и идентичности. Приведу пример, который меня очень мучает и смешит — отношение к Н. В. Гоголю на Украине. Еще пару лет назад, как казалось со стороны, Гоголь воспринимался школьными программами как иностранный писатель, тексты которого требуется читать в переводах. С недавних пор — это первый великий европейский писатель, познакомивший мир с украинской культурой. Украинский писатель. Оказалось, что литература — не область языка, но область политики. Вроде бы это делает классика актуальным и интересным, но какая часть наследия актуализируется?
В Киеве проходит очень интересный по своей задумке GOGOLFEST (Гоголь из тех авторов, что способны увлечь и воображение, и глаз, и вкусовые ощущения, отвечая всем вызовам современной культуры). Но он и показателен в отношении к гоголевскому наследию. В сентябре 2007 года в рамках первого этапа фестивальной программы состоялся круглый стол «Гоголь как метафора» с украинскими писателями и российскими учеными. Вот одно из высказываний, братьев Капрановых: «Ми говорили про «Гоголя, як про метафору», тому що ми, як і все прогресивне людство, вважаємо, що Гоголя було насправді два… (сміх в залі) …Микола Васильович і Николай Васильевич – це були різні письменники. Того, який Николай Васильевич ми не розуміємо, тому і не дуже любимо. Ми не розуміємо ні «Мертвих душ», не «Ревізора», ні оцієї всієї пітербурзької…» Возможно, это поза, данный конкретный случай. Но политические, социальные, экономические и культурные изменения вызывают споры о наследии, о содержании текстов культуры, о ценностях, что воплощены в наследии. Говорить ли впрямую, что Чайковский был гомосексуалистом, признать ли, что Малевич – лидер украинского авангарда?