Книги и библиотеки

Сверстан новый номер журнала «Большая Библиотека», в котором можно прочитать интервью с писательницей Светланой Лавровой. Делалось оно давно, еще 1 февраля.
Когда проходила выставка «Северные королевства», мы даже говорили о выставке иллюстраций екатеринбургских детских писателей к своим произведениям, поэтому иллюстрация к интервью — из чистовой рукописи/машинописи Светланы Лавровой.

«Пусть в моих книгах будут счастливые люди…»
Интервью cо Светланой Аркадьевной Лавровой

— Ваши книги для девочек или для мальчиков?
— Больше для девочек, хотя есть мальчики, которым они нравятся. Моя знакомая рассказывала, как дала мою книгу в больнице мальчику с переломанным позвоночником, он читает и все время хохочет. Это здорово, так приятно. Я думаю, есть реальная польза от смешных книг. Хотя смешных писателей всерьез не принимают.

— Вы бы хотели о своем детстве написать?
— Нет. Мне кажется, у меня было довольно скучное детство. Меня достаточно строго воспитывали, многих вещей не разрешали. Это было такое одинокое детство книжной девочки. У меня, конечно, были друзья, но рассказывать нечего. Вся работа велась в мозгу; внешних событий в той жизни не было. Моя интересная жизнь началась с института. Сейчас у меня жизнь очень интересная, богатая событиями.

— Почему Вы предпочитаете писать для детей сказки, а не реалистические повести?
— Так сложно ответить, почему ты пишешь что-то так или иначе, потому что оно как-то пишется… А вот, предположим, посади меня триллер писать, я просто умру тут же. Не мое. Когда-то пыталась написать сценарий, ничего не вышло, такая получилась дребедень. Что-то мое, что-то не мое.
В сборнике «Требуется гувернантка для детей волшебника» есть история «Чемодан в Эгейском море», где никакой сказки — это повесть о детях на даче. Так что нефантастические истории у меня тоже есть.

— В ваших повестях зла как такового нет, героям все по плечу.
— Я работаю в онкоцентре и знаю, что не все можно в жизни преодолеть, но мне комфортней в мире без зла либо с минимумом зла. Вот, например, я честно пыталась сделать страшного злодея Черного принца в сказке «Требуется гувернантка для детей волшебника», я делала его злого-злого, но он каким-то образом в конце стал такой симпатяга, вообще супер. Видимо, меня достало зло в действительности. Пусть в моих книгах будут счастливые люди, дети у которых оба родителя, которые любят друг друга, брат или сестра, черепаха, собака — я так хочу.

— Помогают ли книги справляться со сложностями?
— Угу, помогают. Мне, по крайней мере, написание книг помогает. Причем именно сказочных. Лучше становится, легче, а иначе не писала бы, если бы мне это не нравилось.
У меня хорошая жизнь, счастливая жизнь — это даже не обсуждается. Трудно верить в жизнь, когда на тебя все время несчастья сыпятся. У меня просто все хорошо сложилось. Я довольна своей жизнью. У меня великолепная семья, великолепная работа, хорошие друзья.

— Грустные истории читаете?
— Читаю, конечно. Люблю Ремарка «Время жить и время умирать». Вообще люблю очень многое, просто долго перечислять. Стандартный мой ответ — «Мастер и Маргарита». Еще один стандартный ответ — «Вини Пух и все-все-все», это уже когда дети спрашивают. «Денискины рассказы».
Последнее время с настороженностью читала Умберто Эко. Потому что все хвалят, а я как-то сразу ершусь, когда все хвалят. Нет, он меня тоже добил, я тоже его теперь люблю.
Ольгу Колпакову люблю, Андрея Щупова, они писатели абсолютно разные и не похожие друг на друга. Очень интересная фактически вся скандинавская детская литература как явление, хотя есть нечто, что я не очень приемлю: упор на несчастных детей из неполных семей, наркоманов, сирот, онкологических больных и прочее. Дело их в конце концов, а написано блестяще. Из наших я люблю Геваргизова, которого вообще-то кто-то ругает, кто-то хвалит, мне вот он очень нравится. Остер хорош; Марина Москвина — это классика, конечно. Я сильно люблю Юрия Лигуна, писателя из Донецка, такие у него милые, добрые, смешные рассказы. Очень нравится, как пишет Елена Ракитина. Вот недавно прочитала «Мохнатого ребенка» Марины Аромштам – какая прелесть!

— Общение с другими писателями важно для Вас?
— Моя любимая подруга, Оля Колпакова, — мой большой выигрыш в жизни. Она меня вычислила: прочитала мое «Путешествие без верблюда», нашла телефон в издательстве «Банк культурной информации», позвонила и пригласила работать в «Витаминку» (был такой журнал). С этого началась наша дружба. Конечно, важно общение с коллегами. Вот с Вадимом Осиповым переписываемся каждый день, с Андреем Щуповым переписываемся, с Сашкой Папченко.

— Как Вы относитесь к обучению писательству? Пробовали у кого-то учиться?
— Когда была в жюри Крапивинской премии, прочитала жуткое количество текстов. После этого я не писала полгода вообще ничего, не могла, потому что начинаешь говорить чужим языком, языком прочитанных текстов. Это был ужас, не хочу.
Учишься же все время, в основном у тех, кто это действительно умел делать, — у классиков. Попыталась учиться у современных, у того же Андрея Щупова пыталась учиться подходу к серьезным проблемам. Он изумительно поднимает серьезные вопросы, наркомании, например. Здорово. Я только попыталась их поподнимать, ну такая получилась фальшивка! Это не мое. Думаю, наверное, надо как-то по-другому учиться.
В медицине проще. Там учишься всегда, все время, вечный страх недоучиться, а здесь можно переучиться. Чудесная есть женщина, Наталья Соломко, писатель, екатеринбурженка, живущая в Москве. Она для меня много сделала, она меня много критиковала и продвинула меня в «Белый город» и она меня все время ругала за то, что слишком смешно, слишком легкомысленно я пишу, а надо поднимать тяжелые проблемы современности. Пусть берет их кто-нибудь другой, они у меня не берутся. Я хочу писать об обычных, самых обыкновенных детях сказки. Я ее уважаю, я ее слушалась, она говорит: у тебя сюжет летит куда-то, темпо-римт слишком быстрый. Я попыталась помедленнее писать, что каждый человек чувствует на каждом шаге, — скучно получилось. Учеба — вещь опасная.

— Вы работаете нейрофизиологом и пишите книги, пересекаются ли эти два круга: врачебный и писательский? Или проживаете две жизни?
— Не пересекаются. Я говорю обычно, что есть китайская пословица: на двух лошадях едешь быстрее, чем на одной. У меня две отдельные лошади, которых я стараюсь не скрещивать. Я очень долго скрывала от коллег в больнице, что я писатель, потому что не знала, как они к этому отнесутся. Но они хорошо отнеслись. Они большие уже мальчики, поэтому коллеги, я думаю, мои сказки не читают, а их дети читают — некоторые.

— Почему стали врачом?
— Сели мы в седьмом классе с мамочкой, с бабушкой, составили длинный список профессий, вычеркнули все, идти в которые я точно не хочу. Остался врач.

— Что мама сказала, когда стали писателем?
— Так я ведь врач. Она гордится, что я пишу, ей все это очень нравится, конечно, но если б я только одним писателем была, может, ей это и не понравилось бы. А так я нормальный человеческий врач.
Оля Колпакова — великолепный писатель, журналист, наш признанный лидер в Содружестве детских писателей. Вот ее мама говорит: «Лучше бы ты в школе работала учителем; вот нормальная работа». Андрей Щупов жаловался, что, когда ходишь во всякие собесы и прочее, писатель расценивается как тунеядец. Многие не считают писательство профессией.

— Что чувствуете, когда получаете изданную книгу?
— Когда книжка очень долго не печаталась, чувствую равнодушие, потому что ею уже давно переболела. Иногда чувствуется злость, когда издательство само, без тебя очень сильно переделывает тексты, и появляются ошибки. Такие переделки — это всегда ужас, поскольку фамилия твоя стоит на обложке.
Когда книги выходят в «Сократе», это всегда радость, потому что они бережно относятся к текстам, они свои, любимые. Благодарна им без меры, это счастье писателя, когда есть издательство, которое тебя понимает! Это редкость.
В «Издательстве Мещерякова» вышла книга — это здорово. Одна пока, ко второй картинки рисуют.
Раньше выход каждой книжки праздновали, и дома, и с Олей Колпаковой. Подарки дарили. Сейчас это немножечко рутина. 53 книги уже.
Так что чувствую радость, но она разная.

— Какой книгой гордитесь?
— Никакой.

— А какие любите?
— «Остров, которого нет» очень люблю. «Кошке до вторника» я просто благодарна. Она мне принесла премию «Заветная мечта», я на эти деньги с семьей съездила в Италию. По самой дешевой путевке, но мне было бы нереально сделать это без этих денег.
Очень благодарна книге «Семь подводных котов». Когда я ее писала, думала, что никогда не напечается, а сейчас она одна из самых любимых читателями, тираж допечатали, все всегда про нее спрашивают. А благодарна потому, что я описала в ней Португалию: думала, мало кто из обычных русских людей в Португалии был, это же не Турция-Египет, если напартачила, никто не заметит, и все равно никогда мне в Португалии не бывать. Года не прошло, как я была в Португалии. Это книжка мне наколдовала.

— В ваших историях коты частые гости.
— Котов люблю. Собак никогда не держала, не очень хорошо знаю их психологию, а с котами мы понимаем друг друга. Мой кот Кася в книжках участвует.

— Кто он в «Семи подводных котах»?
— Там Каси нет. Там я. Кошка Мари — это я, только я такая улучшенная, со своим вечным лозунгом «show must go on» и «самое главное — это работа», и не надо отвлекаться на всякие там перины и паштеты. Но она такая улучшенная, потому что она лидер в группе, а я лидером никогда не была.

— Автобиографические мотивы для Вас важны?
— Я много с кем себя сопоставляю. Я — гувернантка, из «Требуется гувернантка для детей волшебника». Но, скорее, это не автобиографические мотивы, потому что автобиография предполагает перечисление каких-либо фактов. Для меня важно ощущение себя. В «Острове, которого нет» я — Гофмейстерина. В «С лягушками не расставайтесь» я — мама, в «Кошке до вторника» тоже. А в книжке, которая летом выйдет в «Сократе», «Три дня до конца света», я – смешная бабушка, пишущая кошмарно плохие детские стихи и весело ждущая конца света в 2012 году.
В «Эльфах военного городка» описано реальное место. Это поселок Луостари. Моего мужа, когда ему было тридцать лет, забрали в армию на крайний Север, на границу. Он был врачом в артиллерийском полку, и я естественно за ним поехала тоже. Там меня поразило даже не северное сияние, меня поразило то, насколько испохабили эту красивейшую землю люди, которые на нее пришли и устроили там военные базы, комбинат никеля и прочее. Обугленные карликовые деревья, черный-черный снег. У меня было такое чувство вины перед этой землей, я стихи писала и думала, когда-нибудь я напишу про это. В поселке Луостари жили только артиллеристы, их семьи. Мне было очень грустно, потому что северное сияние, солнца нет, а я солнцелюбивый человек; работы нет. И мне муж говорит: «Чего ты маешься, пиши лучше сказки». Для меня это очень важная книжка.

— А научно-популярные книги почему стали писать?
— В первую очередь, конечно, гонорар за них платят, а за сказки нет. У меня, знаете, сколько сказок лежит?! Никто не печатает, кроме «Сократа».
Но я с огромным удовольствием пишу такие книги: можно писать смешно, сказки в текст вставлять. Меня подталкивают воспоминания о моей бабушке. Когда я была маленькой, я довольно лихо писала сочинения. Бабушка говорила: «Настоящим писателем, который пишет книжки, ты, конечно, не станешь. Это надо быть талантом. А вот как бы тебе писать книжки про зверей, природу, историю — вот это ты бы смогла». Вот я это и делаю, очень это люблю, но я это делаю на заказ. Темы не сама выбираю, к сожалению.

— Используете при написании книг свой врачебный опыт?
— Нет. Есть исключение: познавательные книги. Сейчас в «Издательстве Мещерякова» вышла «Занимательная медицина».
В одной книге, двенадцать лет как написанной, вывела нечистую силу — поликлинного. Есть домовой, леший, вот я поликлинного вывела, в детской поликлинике. Но он у меня во второй главе все это дело закрыл и пошел путешествовать, не выдержал. Вот, кстати, скоро выйдет эта книжка в «Сократе», уже печатается в типографии. «Год кота» будет называться.

— Издательство «Белый город» издавало книгу об изобразительном искусстве с Вашим текстом. Любите изобразительное искусство?
— Я бы хотела еще что-нибудь такое написать. Люблю импрессионистов, японские гравюры, постимпрессионизм, Боттичелли.
Мечта моя — иметь дома «Часослов герцога Беррийского», пусть и не факсимильное издание, даже лучше перевод, но, естественно, со всеми этими картинками. Но главное, что он есть, что он не сгинул во тьме веков.
Очень хотела бы посмотреть ирландские рукописные книги, просто сидеть, чтобы никто не торопил, и рассматривать их.

— Вашими первыми читателями были Ваши дочери, а вместе с ними создавали рукодельные книги?
— Домашние книги делала я. Когда я десять лет писала в стол, ничего не печатая. Это была клетчатая тетрадочка, печатными буквами заносился текст, рядом делались картинки цветными карандашами. Получались такие тетрадки с цветными картинками, они мне до сих пор очень нравятся. Дети перечитывают в основном их, а не книжки напечатанные.
Я рисовала всю жизнь. Когда дети были маленькие, они заказывали, что рисовать, часами рисовала принцесс и кошек. Оле Колпаковой рисовала ее книжку про феечек, классно вышло, я бездну удовольствия получила. Я не художник, плохо рисую, но получаю при этом большое удовольствие. К своей последней книжке, она скоро выйдет в «Сократе», я нарисовала много картинок сама, потому что меня бесит, когда в детской книжке на десять страниц одна картинка. Пусть она супергениальная, но ее там мало.
Думаю, у меня книжки для визуалов. Мои любимые художники, Света Прокопенко и Марина Шаболина, всегда говорили: «Тебя легко рисовать».

— По Вашим сказкам ставили спектакли?
— Наша областная детская библиотека, библиотека в Каменске-Уральском — они почему-то всегда ставят «Пиратов Настольного моря». Там много героев, сразу много детей можно нарядить в пиратские костюмы. «С лягушками не расставайтесь» ставили. В библиотеках любят инсценировать маленькие отрывки к моему приезду, мне в подарок. Мне дико приятно. В театре не ставили ничего, но я бы хотела. А еще хотела бы, чтобы сделали мультфильм.

— Часто общаетесь с поклонниками?
— Ну, поклонники… С детьми встречаюсь, кто-то говорит, что книги ему нравятся. В городе Сергиевом Посаде дети-читатели директора библиотеки поставили перед фактом: у нас теперь не библиотека, а фан-клуб имени Светланы Лавровой. Я долго веселилась. Я не скажу, что они поклонники, просто люди, которые меня читали

— Ведете свой блог?
— Меня Ксения Молдавская буквально силой записала в «Живой журнал», но я два раза туда вышла и завяла. Почему-то не люблю. Письма-то люблю писать. Надо, я знаю, что надо вести блог, но поскольку не хочется, то ничего и не делаю.

— Сегодня 1 февраля, день рождения Ельцина. Какими запомнили 90-е годы?
— Я хорошо их встретила, я в декрете сидела. В 1993 году родила младшего ребенка, есть было нечего, совершенно. Я помню, постоянно есть хотела, ничего нет, и вдруг приезжают из Снежинска мама с папой, привозят мешок картошки и две банки соленых огурцов — такое счастье, а я кормящая мама, и шестилетнее дите рядом бегает. В общем, есть хотелось все время. Так я вспоминаю 90-е годы.
Мне очень тяжело понять большие глобальные закономерности, но я совершенно точно знаю, что сейчас лучше, чем в советское время. Несмотря на то, что бездну мы потеряли, мы потеряли очень многое, но очень многое приобрели. Мне сейчас больше нравится, чем тогда.

— В одном из интервью Вы сказали, что увы, всю жизнь делаете то, что надо. Почему же увы?
— Иногда хочется взять и махнуть в Индию на выходные – в долг. Или еще что-нибудь неблагоразумное сделать. У меня достаточно сильная тормозная система; на безумства я не способна, и об этом всегда сожалеешь, потому что это — масса упущенных возможностей, масса дорог, на которые ты не свернула. Мы каждый день упускаем возможности, что теперь сделаешь. Я иду очень правильным путем, спокойненько, без глубоких ям пока что, тьфу-тьфу, без больших гор, иду себе, никого не обижаю. Иногда становится скучно: тоскуешь уж не по ямам, так хоть по горам. Я правильный человек. А это не всегда весело и зажигательно.

— Как бы Вы ребенку сказали, зачем жить?
— Зачем живем — это хороший вопрос, но получится очень долгий и личный ответ, не хочу отвечать. А детям отвечаю: посмотри, классно как, здорово, жизнь какая отличная! Бывают всякие пакости, зло существует, это реальность. И в нас тоже. Есть абсолютно прекрасные люди: в них тоже сидит что-то такое в размерах молекулы. Есть люди очень злые, это тоже нормально.

— Верите в нечистую силу, в реальность своих сказочных персонажей?
— Я знаю, как они появились из языческих богов, я знаю, что их совершенно точно видели наши предки много веков. Сейчас, наверное, их нет, потому что любое божество, любая нечистая сила существует, пока в нее веришь, а потом она просто развоплощается.
Я лично не верю, но если встречу, честно говоря, не удивлюсь, наверное. Вообще я материалист, достаточно такой махровый.

— Истории с открытым финалом любите?
— Да. Иногда просто не знаешь, как лучше закончить. Вот в книжке «С лягушками не расставайтесь» абсолютно открытый финал. Я получила за это очень много выговоров от детей, потому что они так и не поняли, что там в конце: пошел или не пошел, а если пошел, то спас или не спас. В один прекрасный день получаю из города Петербурга посылку, и в ней куча тетрадок и написано, вот мы провели конкурс на окончание этой книжки в журнале «Костер», выберете трех призеров. Это были великолепные окончания, храню эту пачку тетрадок.
Иногда конец условно открытый. Знаешь, что там. Например, о книге «Требуется гувернантка для детей волшебника» все спрашивают: все-таки, что она решила? Я отвечаю: «Я-то знаю, ну а ты как думаешь?» Никому не сказала, что она решила, но я знаю, а вы уж решайте.

— Любите помучить читателя.
— Да, я вообще изверг известный.
Иногда идешь на открытый конец от безысходности, понимаешь, если поставишь точку, это будет фальшиво, ставишь многоточие. Это более правильно по жизни.

Метки: интервью, Светлана Лаврова