О чтении для души
В продолжение темы еще один книжный эпизод. Герой романа Жузе Эдуарду Агуалузы «Продавец прошлого» вспоминает о попытке самоубийства, которую когда-то предпринял.
В процессе подготовки он купил револьвер, бутылку джина и детектив. «Я полагал, что джин вкупе с раздражением от примитивного сюжета придаст мне смелости, необходимой, чтобы приставить револьвер к затылку и нажать курок. Однако книга оказалась неплохой – и я дочитал ее до конца. Когда дошел до последней страницы, начался дождь… Я выключил лампу. Приставил револьвер к затылку и уснул». Слишком откровенная, но все равно хорошая иллюстрация той мысли, что книги могут вот так напрямую нас спасать. Есть известное старинное выражение – «душеполезное чтение». И раньше, и теперь оно связано с литературой очень определенного (религиозного) направления. Вряд ли тот самый детектив к нему относится. Но именно эту, «душеполезную», функцию он ненароком осуществляет, удерживая человека от непоправимого шага и спасая его душу от страшного по меркам любой религии греха.
Есть другое, гораздо более популярное и более неопределенное словосочетание – «чтение для души». И в него-то каждый вкладывает сугубо свой смысл. Это может быть чтение без цели и какой-то ощутимой пользы, не связанное непосредственно с жизнью и ее требованиями. Или чтение для того, чтобы отвлечься, расслабиться, забыться. Или и то, и другое сразу. Специалист по Блоку возьмет почитать для души Стивена Кинга, а замученная мать троих детей – женский роман или, может быть, Блока. У каждой души свои потребности и возможности, но все-таки мы подозреваем, что та книга, которая «для души», должна как-то правильно воздействовать именно на душу. И есть произведения, как будто изначально для этого предназначенные. «В тот влажный вечер чище светилось серебро их листьев, омытое теплым дождем. Мы поднимались тихо, глубоко дыша, вдыхая запах оливок, земли, влаги – крепкий запах флорентийской осени… Было слышно, как бьется сердце, как входит в него, чтобы никогда более его не покинуть, любовь к Флоренции».
Павел Муратов, автор этих строк, был одним из самых привлекательных и разносторонних людей Серебряного века. Выходец из военной семьи, инженер-путеец по образованию, он стал крупнейшим специалистом по византийской живописи и древнерусской иконе. Он воевал, был военным корреспондентом, в эмиграции писал специальные труды. Сочинял изысканные, в духе Анри де Ренье, новеллы – и одновременно злободневную публицистику. Работая в парижской русской газете «Возрождение» (вот подробный рассказ об этой странице его жизни), он чуть ли не ежедневно публиковал в ней новую колонку. Много путешествовал, был трезвым, по-европейски организованным человеком, а тоску по России сумел оформить и в точные, выверенные историко-философские эссе, и в совершенно бунинские сказочные картины. «От Нижнего мы быстро доехали до Городца по отлично укатанной зимней дороге, проложенной по льду Волги. Стояли дни порядочного мороза, но тихие, ровные, без ветра, с солнцем в дымке, золотившим небо лишь на несколько часов короткого дня. В усадьбе прислуга, сибирячка родом, заготовила нам мешок замороженных пельменей. Р. привез с собой из Москвы “от Леве” две бутылки хорошего “Шамбертена”. Шубы, дохи, меховые полости не только грели нас в пути, но и наводили сон. Как сквозь сон помню белизну снега, блеск мороза, высоту сосен, бесконечное протяжение лесов».
Для человека с тонким вкусом он написал удивительно много (и без очевидного ущерба для качества текстов). Но главной его книгой, конечно, остаются «Образы Италии». Первые ее главы появились в 1911 году, когда автору едва исполнилось 30, и вот уже больше ста лет эта книга является непревзойденным образцом для всех, кто на русском языке пишет об Италии и об искусстве – от Михаила Германа до Аркадия Ипполитова. Но это совсем не специальная искусствоведческая проза, она для всех – для тех, кто путешествует и остается дома, любит Италию или только учится ее любить. Несмотря на изысканный артистизм, она доступна каждому, потому что обращена к тому лучшему, что есть в каждой душе. Эстет и эрудит, Муратов не поучает, а словно напоминает, не ведет, а как-то очень мягко направляет. Он не учитель, а гид, не возвышается над нами, а просто идет чуть впереди. И поэтому так естественно это его неизменное и несколько интимное «мы». Он рассказывает увлекательные истории – о Казанове и семействе Медичи, Гоцци и Боттичелли, красавицах и авантюристах – и незаметно обращает наше внимание на краски, оттенки и линии, на красоту неба и прелесть земли. Он учит видеть и чувствовать. Даже если ты не находишь в своей повседневной жизни места для этой прозы и внутренне ей сопротивляешься, через одну-две страницы ты все-таки попадаешь под ее неотразимое обаяние. И тогда ее звучание, ее благородство выравнивают ритм твоего дыхания, перенастраивают оптику и смягчают душу.
Только три книги Павла Муратова в Белинке:
Муратов П. П. Ночные мысли: Эссе, очерки, статьи: 1923–1934 / Павел Муратов. – М.: Прогресс, 2000. – 319 с. Инв. номер 2224744-КХ
Муратов П. П. Образы Италии: [в 3-х томах]/ Павел Муратов. – М.: Республика, 1994. -– 592 с. Инв. номер 2334423-КХ, 2381609-КХ
Муратов П. П. Эгерия: Роман и новеллы / Павел Муратов. — М.: ТЕРРА-TERRA, 1997. – 591 с. (Манон). Инв. номер М2219994-КХ