О чувстве вины
На очередных Потсдамских встречах в этом году интеллектуалы России и Германии обсуждали, как прошлое влияет на будущее. Гвоздем форума стала беседа с действующим президентом ФРГ, который долго рассказывал о том, как немцы преодолевали (и преодолели, по их словам) наследие тоталитаризма. Не обошлось без ритуальных призывов к русским сделать то же самое и покаяться.Йоахим Гаук объяснил, что «коллективное сознание формируют не только великие победы и великие травмы, но и чувство вины». Не хочу даже думать сейчас о том, имеют ли право немцы через семьдесят (да хоть и через семьсот) лет после войны поучать нас и рассказывать, как облагораживает покаяние. Я про чувство вины, оказывающее будто бы «полезное и стимулирующее воздействие».
У нашего выдающегося современника, американского писателя Филипа Рота (которому в марте исполнилось 80 лет) есть роман «Немезида» (М.: Астрель : CORPUS, 2011). Жаркое лето 1944 года, еврейский квартал Ньюарка. Молодой преподаватель физкультуры Бакки Кантор близорук и поэтому не воюет с фашистами. Но здесь своя война: начинается эпидемия полиомиелита, страшной в то время болезни, которая косит прежде всего детей. Бакки руководит летней спортплощадкой. Прекрасный педагог, кумир подростков, он изо всех сил поддерживает бодрость и в них, и в себе, но события развиваются трагически. И однажды Бакки не выдерживает. Из раскаленного больного города он уезжает инструктором в летний лагерь, где работает его любимая девушка и где нет даже следа полио. Уже по названию вы, конечно, догадываетесь, что возмездие за дезертирство настигнет его и в раю. И заплатит он немедленно и сполна. Но ему недостаточно наказания, ниспосланного свыше, и он наказывает себя сам. Он отказывается от подруги, от любви, от возможности прожить другую жизнь — нет, не ту жизнь, к которой он себя готовил, не простую, не безоблачную, не гарантированно счастливую. Просто обычную человеческую жизнь, которая сама шла ему в руки, в которой были бы дом, семья, возможно, дети… Конечно, не нам судить Бакки Кантора, сильного человека, который однажды сплоховал и решился нести последствия своей вины один и до конца. И в его выборе есть неоспоримое благородство. Но как бесплодно это благородство. Как страшно, что жизнь человека разрушена не столько болезнью и виной бесспорной, сколько постоянным и мучительным переживанием вины, которая не доказана и доказана не будет: Бакки уверен, что именно он с самого начала был носителем смертельного вируса. «Ему надо было преобразовать трагедию в вину», — размышляет его бывший ученик. Вначале он винит Бога, потом себя. Но разве это не чрезмерная гордыня — думать, что от тебя так много зависит?
Есть традиционный русский вопрос — «кто виноват?» Бывают ситуации, когда не удается обвинить ни Бога, ни государство, ни народ, а смириться с тем, что это трагедия или непреодолимое стечение обстоятельств — невыносимо. Приходится брать вину на себя, но тогда уж по максимуму, за всё. «Война началась из-за меня. Я разрушил малое единство — и цепь падений привела к войне», — так думает один из героев романа Максима Кантора «Красный свет», запутавшийся в отношениях с двумя женщинами. Безусловно, всё в мире взаимосвязано. Все мы совершаем поступки, за которые стыдно. И каждому из нас дается возможность понять свою вину, заплатить за нее (даже если очень много и в рассрочку) и жить дальше. Но однократное и твердое осознание вины — это одно, а «чувство вины» — другое. И совсем не случаен поворот, намеченный в конце романа Кантора, когда тот самый классический виноватый интеллигент пишет донос на своего друга. Никакого «полезного и стимулирующего» действия чувство вины не оказывает, а вот внутренние ориентиры может и сбить. Можно использовать его как преграду между собой и жизнью, можно его симулировать или искусственно подогревать, чтобы защититься от критики. Только вот жить с ним нельзя.