Книги и библиотеки

Костюхина, М. Игрушка в детской литературе / Мария Костюхина. — СПб. : Алетейя, 2008. — 208 с. : ил.

Пока на улице гудели машины — вот-вот начнется футбольный матч, — я читала книгу про игры, но не спортивные. Более того, на странице 141: «Мяч навлекает на ребенка разные беды, втягивая его в опасные игры и приключения, — таков один из сюжетов детской литературы еще со времен назидательных рассказов. В них говорится о том, как один не в меру игривый ребенок разбил мячом дорогое зеркало, другой — искалечил мячиком работника, третий — во время игры в мяч свалился с лестницы и искалечил самого себя».
Хотя эти ужасы никогда детей не останавливали, и мяч остается одной из любимых детских игрушек, дающих к тому же пищу писательскому уму.
Мария Костюхина неторопливо и ясно, с примерами и картинками рассказывает свою историю: «В каждую литературную эпоху есть свои фавориты среди игрушек. XIX век — господство фарфоровых кукол, Серебряный век — время арлекинов, 1920-1930-е годы — надувных шаров и резиновых мячиков, 1940-1950-е — строительных наборов и транспорта, 1960-1970-е — космических ракет и плюшевых мишек. Предпочтение тех или иных игрушек в детских книгах далеко не всегда отражает реальное положение вещей — детская литература по-своему трактует материальную историю игрушки, наполняя ее культурными смыслами и нравственными значениями». (С. 13) В XVIII веке писатели часто пишут о вреде игр и игрушек, отвлекающих от чтения книг и учения, в детской литературе последующих столетий игрушка — самый точный и нежный свидетель жизни ребенка, а порой — и жизни взрослых, жизни страны, — определяет интригу, конфликт и образное решение стихотворения или рассказа.

Вот только некоторые примеры иллюстраций из книги.

Любимой игрушкой часто оказывается самодельная, из носка или яблока. Некоторые игры/игрушки, выдуманные детьми, возвращали их в мир литературных героев. В «Рассказах о детстве» Варлама Шаламова нашла описание детской игры с фантиками — в театр книги: «В раннем детстве мне дарили игрушки — мечи, кинжалы, пистолеты, которые мне не нравились, оловянные солдатики.
Лисичка, меховая лисичка с поющей пружинкой и плюшевый медведь — много лет хранил я их в своих вещах.
Но уже давно я хранил в своем волшебном ящике множество бумажек от конфет, — портреты генералов — Рузский, Брусилов, Иванов, Алексеев, Козьма Крючков, повторенные тысячей конфетных зеркал, — все это не имело для меня никакого значения. Это мог быть и Толстой. Тарас Бульба и Андрей Болконский, и Пьер Безухов, и Симурден из «Девяносто третьего года» Гюго. Я разыгрывал в лицах все пьесы, все романы, все повести, которые я прочел, все кинокартины, которые я просмотрел. И родители не могли бы мне сделать подарка лучше.
Я разыгрывал сцены из Библии, весь этот набор картинок, сложенных конвертиком конфетных обложек — это и был мой волшебный мир, о котором не знали родители.
Любой прочитанный роман я должен был проиграть — один, шепотом.
Никто этого не знал и не узнал никогда».