Книги и библиотеки

Не так давно в Петербурге завершился фестиваль «Бум комиксов» (в Белинке однажды гостила выставка с первого фестиваля).
В этом году я смогла побывать только на фестивальных выставках в Музее Анны Ахматовой. И именно там увидела историю Франсуа Айроля:

© Francois Ayroles «Les Lecteurs», L’association

У него вообще много таких историй про смех, книги — и про стойкость ума, умение не бояться не смеяться и не смешить.
Я все пытаюсь подвести письменно итоги дискуссии «Власть критики», которая состоялась 8 октября, во время Книжного фестиваля, на выставке «Ударники мобильных образов». Разговор шел о том, как и зачем пишут свои тексты екатеринбургские критики.
История Айроля напомнила отправную точку разговора и стала для меня главным ответом (пусть сам художник в разговоре участия не принимал) — надо не бояться делать, писать, читать или не прочесть ничего.

Гостями беседы были Юлия Недосекова (руководитель и журналист портала «КультурМультур», сообщающего о культурной жизни города, не только о событиях, но и о том, как живут люди, создающие культурный продукт), Сергей Беляков (заместитель гл. редактора журнала «Урал», публикующийся также в «Частном корреспонденте», на портале «КультурМультур» и в других бумажных и сетевых изданиях как критик и публицист), Яков Можаев (помимо прочего — ресторанный критик, ведущий колонки на портале е1).
Фотографии с места события можно посмотреть здесь.

Преамбула ведущего, моя: С одной моей приятельницей мы недавно говорили о том, как читая лекции или рассказывая истории, хочется делать это не столько глубокомысленно и серьезно, сколько весело. Хочется, чтобы публика смеялась, иначе ты не понимаешь ее реакций, не видишь, что там в головах слушателей. Некоторым тяжело жить в пространстве, где никто ничего не оценивает. Казалось бы, современная культура предполагает оценивание всего и вся, тотальную экспертизу. Почему же в Екатеринбурге возникает ощущение отсутствия критики?
К этому я еще вернусь.
Главный вопрос разговора звучал так: обладает ли сегодня художественный критик властью? Если да, то будут и заказчик, и читатель. Не менее важно, в чем эта власть критика проявляется.

На первый взгляд, ответ очевиден. Да, правы те, кто говорит, как, например, Александр Долгин в «Экономике символического обмена»: «Зрители не слишком ориентируются на суждения критиков, и, стало быть, погоня за хвалебными рецензиями равносильна подкупу метеослужбы с целью улучшения погоды». Но только ли в этом, практическом аспекте, может проявляться власть текста, власть мнения? Поэтому, задавая тему для разговора, я повторяла себе: «Все не безнадежно».

Расшифровку записи на диктофон выкладывать не буду. Там ни взмахов рук, ни споров, которые нежданно были, ни веселых интонаций Якова или тихого голоса Юли — время ушло.
Попробую представить общий ход разговора.

— Как кажется, кулинарный критик обладает властью над умами. Да?
Яков Можаев:
— Начнем с того, что человек может не ходить на выставки, не посещать концерты, но мимо ресторана, кафе, бара не пройдет никогда. Отчасти читаемость моих статей обусловлена тем, что я пишу о том, что близко сердцу каждого человека — это еда.
У меня есть редкая возможность: я могу посмотреть, не сколько раз мою статью прочитали, а человек может на форуме написать, что он думает о статье. [Я пишу статью, по следам этой статьи возникает тема на форуме, и эта тема на форму может жить годами].
Некоторые рестораторы устраивают скандалы, они звонят, истерят, говорят, что это не правда, так не было, вы съели что-то не то; это была случайность, что наш повар вылил гуляш в кастрюлю с солянкой. Если вы когда-нибудь еще соберетесь к нам в заведение, пожалуйста, позвоните, и все будет очень-очень хорошо. Некоторые просто по-тихому меняют что-то в своем меню.
Просто здесь, в отличие от культуры, все очень сильно замешано на деньгах, и рестораторы сами заинтересованы в этой критике. Они могут многое не замечать, менеджмент может многое не договаривать, а гости… человек приходит в ресторан, он бывает нечасто, платит за свой ужин вместе с дамой пять-шесть тысяч рублей. Ему принесли что-то не то, но он же даму привел не для того, чтобы устраивать скандал. Он сделал вид, что это так и надо, он просто тихо ушел и больше туда не ходит. Так поступает большинство.
Для того, чтобы было больше хороших ресторанов, я пишу.

— Пишите для рестораторов или посетителей?
— Начнем с того, что я сам получаю удовольствие от этого процесса…
Из зала:
— Что бывает, когда узнают?
— Вы знаете, есть распространенное заблуждение: если узнали, сразу сделают лучше. Они не могут сделать лучше, даже если постараются.

Ксения Дубровская:
— Насколько тексты объективны?
Яков Можаев:
— Я, скажем, не совсем чужой человек для мира общепита, я получит квалификацию повара 4 категории в «Большом Урале», работал официантов и метрдотелем в ресторане «Прага» в Москве.

— Требуются ли критику профессиональные знания?
Сергей Беляков:
— Я ведь никогда не называл себя критиком, Боже упаси. Несколько лет назад я бы обиделся, если бы меня так назвали, хотя мои статьи печатаются в разделах «критика», «библиография». Я писал просто о том, что мне интересно … моя позиция — это позиция не профессионала (профессионал я в исторической науке, там я могу рассщелкать любого), здесь моя позиция читателя. Литература создается не для критика. Критик — это некий третий лишний в отношениях между читателем и писателем, он в принципе не нужен. Необходима литература, необходим читатель. Я до сих пор не знаю, нужен ли критик. Я читатель, который делится с другими читателями своими впечатлениями. Как ни странно, многим оказалось это интересно; я сейчас пишу для большинства ведущих литературных журналов России. Другое дело, что ведущие литературные журналы России — они не так необходимы, как рестораны.
… Я делюсь именно впечатлениями; к читателю же и обращаюсь. Может быть в лучших своих формах литературная критика — это форма литературы, у который есть свой читатель.

— Кто ваши читатели?
Юля Недосекова:
— Хотим видеть широким наш круг читателей. У нас наполеоновские планы: чтобы нас читали не только в Екатеринбурге. Мы пишем для людей, которым интересно, что происходит в городе, стране, мире, о культурных явлениях в принципе: выход книги, поход в ресторан. Мы пишем для всех, кому интересно не просто проживать свою жизнь, а рефлексировать. Мы поняли, что по большому счету как такового взгляда назад, рефлексии по поводу того, что происходит — этого очень мало или практически нет. Одной из наших целей является создать раздел, который мы назвали критиканы.
…
Для меня понятие критик — мифическое, для меня лично — и очень важно для моих сотрудников — критик, по сути дела, — это зритель. Для меня прочитать рецензию на книгу и пойти ее купить — нереальная ситуация. Для меня важнее поговорить с моей подругой Верой, я ей доверяю, у меня с ней совпадают жизненные ценности. Для меня самый главный критик — это зритель.
Найти профессиональных критиков, которые бы писали, чтобы люди читали, массовый читатель воспринял — очень сложно.

— Тогда власти критика не существует. Критика читают, если он интересно пишет, но ему не доверяют практически. Или это эпоха такая? Все знают историю Уистлера, его судебной и литературной тяжбы с Рескиным. [Во время разговора не вспомнила, но сейчас, конечно, приведу слова Уистлера: «Нет, пусть критиков не будет! Вред они приносят, а не пользу. Имея средства развивать свои глупости, они распространяют повсюду предрассудки; к услугам критиков газеты, и через них они предостерегают тысячи людей против произведений, которых те еще не видели».] Вероятно, сам вопрос о власти критики — он из другого века; тогда как сегодня критик важен как писатель. Пишет и оказывается в некой нише. Юля, может, Вы создаете «литературный портал»?

Юля Недосекова:
— Интернет стирает границы, пропасть между создателем и зрителем меньше. Зритель сейчас напрямую может сказать создателю, что он о нем думает.
— Что он говорит — это отличается от нравится — не нравится?

Владимир Селезнев:
— В Екатеринбурге художественной критики нет. Мне ближе не художественная критика, а мнение друзей. Про биеннале прочитал все, какие-то статьи — мне больше понравились живые отклики из «Живого журнала».

Георгий Цеплаков
— Я, вообще, тоже критик. Критика, конечно, нужна. Раньше, когда не было Интернета, было четко понятно, что есть люди, которые пишут, есть эксперты, ученые, критики, а сейчас появился такой эксперт, частное лицо, Вера, которая советует, и эта Вера поселилась в Интернете, и критики тоже вынуждено встали в ряд Марь Иванн. Мне было бы приятно встать в ряд с поэтами и писателями; мне бы очень хотелось, чтобы Роман Сенчин прочитал мою рецензию и сказал: «Блин, он хорошо сказал, как я сказал». Мне хочется понравится писателю, когда я пишу, не понравится ему хочется иногда.

— Пару лет назад часто слышала, что о выставках современного искусства писать плохое не следует, надо эти выставки поддерживать. Теперь все изменилось.
Алисе Прудниковой:
— Давид Рифф написал об Арт-Заводе очень критично, а вы взяли — разместили на своем сайте ссылку на его текст, и позвали его куратором.
Алиса Прудникова
— Он сам натолкнул на эту мысль, когда писал: «Мы ходили по городу, мечтали о будущей биеннале…» А вот приезжай, а вот сделай!
Я очень ждала, что напишет «Коммерсант». Мне важна критика в плане создания информационного поля о проекте. Мои партнеры прочитают критику — в следующий раз будут сотрудничать или не будут; им захочется такое читать о себе еще раз или не захочется? [Пресс-службы ориентируются на «Коммерсант», художники ориентируются на жж.]
Ну и так далее. Критика важна для больших проектов как репутационный момент, а если она плохая — надо давать дальше ход, эту позицию развить.
У меня есть своя позиция, я же не убитый идиот и не думаю, ах, как я прекрасна, я могу что-то принять, а с чем-то могу не согласиться.

Юля Недосекова:
— Плохая критика — это не всегда плохо. Гораздо хуже, когда ее нет вообще или когда она хорошая.
Алиса Прудникова:
— Одни оценивают биеннале: «Как все круто!» — так как они везде слышат о беннале. Отклик говорения! К проекту не остались равнодушными.

— Значит, важна реакция, любая реакция. Если любая реакция важна, критика как аналитика исчезает, мы уравниваем мнение публики и критики…
Сергей Беляков:
— При том, что каждый формально может быть критиком, на самом деле людей, которые умеют грамотно, хорошо складывать слова в предложение, немного. Профессия не исчезнет. Людей, умеющих писать интересно и анализировать информацию, мало, еще меньше занимаются литературной критикой и публицистикой: первая неприбыльна, вторая небезопасна.
Критикам могут составлять конкуренцию не рядовые пользователи, а популярные блогеры, но прежде они становятся популярны за что-то.
Ее [критики] влияние — не единственная ее цель и задача, но ее влияние не абсолютно и слава Богу, что не абсолютно. А может критик ошибся, ничего не понял?

Юля Недосекова:
— Вы все время спрашивает, влияет ли критик на что-то. Что это — что-то?
Марина Соколовская:
— Это что-то — это и экономический эффект, и эффект изменения. Писатель, например, меняется. Но меня интересуют больше не писатели, а то, как меняются институции. По мне, не хватает институциональной критики: не реакций на конкретный концерт, а вопроса «Почему в филармонии только такие концерты?»

Мы вспоминали Льва Данилкина и говорили об оптимальном объеме рецензии для сетевого издания, о многих мелочах и ситуациях, с критикой связанных опосредовано. Часто возвращались к тому, для кого — зрителя, читателя, публики или для создателя продукта пишем прежде всего (а это влияет очень сильно). В конце Сергей Беляков рассказал о журнале «Урал» («о чем мы только не поговорили, я не сказал то, о чем хотел сказать с самого начала: все знают е1, журнал «Урал» у нас знают маловато»), Яков — старый ресторанный анекдот о силе воображения и прозаической реальности, а Юля вспомнила интервью с Садальским — капля камень точит!
Так завершился разговор.

Вернемся к дню сегодняшнему. Яков Можаев представил состояние критики в Екатеринбурге (а говорим мы все-таки о Екатеринбурге!) так: «Это похоже на плюшевый танк, который очень хочет кого-нибудь задавить, но не может в силу своей природы. Он такой весь пушистый, но — танк! Он ползет, утыкается на ресторан, который хочет задавить, человек делает так [рукой толкает]: «Да ладно!..» Видно, что и человеку приятно, и танку.»
Вероятно, критики нет, потому что сами критики себя не чувствуют критиками? Да и их читатели воспринимают их не как критиков.

Все-таки симптоматично, когда художник говорит, что художественной критики в городе нет. И я как человек, делающий выставки, тоже чувствую ее отсутствие. Потому что о своих выставках я пишу сама. Помимо девальвации экспертизы и жанровых изменений критики мутирует сам критик. Он не хочет быть только критиком. Он хочет делать что-то еще. Да ему никто и не готов платить за критику. Она становится этакой блажью почти, каким-то взятым на себя долгом. Тем удивительнее усилия Юлии Недосековой, Якова Можаева и Сергея Белякова. Это помимо того, что их интересно читать.

Метки: комикс, критика