Книги и библиотеки

С 20 на 21 апреля 2012 года российские библиотеки планируют провести акцию «Библионочь». Заявлено, что это акция «про социальную авторитетность литературы» и должна она объединить библиотеки, книжные магазины, музеи, бары.

Про бары, возможно, я и загнула пока, главное, Библионочь направлена не на поддержку библиотек, а на поддержку книжности. Акция инициирована библиотекарями, но в последнее время, если судить по программе встреч на ярмарке non/fiction 2011, восторгам по поводу небольших магазинов, как «Фаланстер», или больших, вроде новой круглосуточной «Москвы», или тому интересу, что на последнем Екатеринбургском книжном фестивале вызвала встреча с Надеждой Бельской, директором одного из магазинов “Читай-Город”, в медийном пространстве роль главного посредника между создателями книг и читателями отдается книжным магазинам. При этом, как кажется, главные требования к этим магазинам — хороший отбор изданий и помощь читателям в выборе, а отнюдь не сопутствующая программа встреч, кружков и т. п. Конечно, магазины всегда занимали это место, но только последние годы, думается, начинает осознаваться их роль как культурных институций, со своими традициями, архитектурой и т. д. Думаю, смещение внимания к магазинам, в том числе в умах библиотекарей, является итогом дискуссий об электронных книгах и хорошим признаком того, что в обществе все больше интересуются современной литературой, поскольку библиотека у нас маркируется как институт поддержки культурного наследия. Редко когда библиотека в России делает ставку на поддержку создания нового культурного продукта, как в случае с Российской государственной библиотекой по искусству.

Итак, место книжной культуры — это очень растяжимое пространство, и улицы, и библиотеки, и театры, и дома… Но всегда ли литературоцентризм русской культуры, базовое значение текстов так уж очевидны в этом пространстве? Хочется вспомнить проект «Читалка», прелесть которого и была в проявляемости на городских улицах чтения как важной культурной практики.
Не очевиден и статус чтения, пусть и говорят, что те, кто читает, зарабатывают больше и достигают более высокого социального статуса.

Сделать важность литературы и чтения наглядной и очевидной — вот одна из целей Библионочи. Тут устроители вступают на территорию в том числе изобразительных искусств, и хорошо бы библиотеки в ходе своих акций представляли произведения неожиданные, отражающие новое чувство классических текстов или интерес к текстам современным.

Из последнего, что показывалось в Екатеринбурге, хочется обратить внимание на проект «Венецианские строфы Иосифа Бродского в ксилографиях Владимира Наседкина» (2011) на недавней выставке «Печатная графика» в рамках биеннале-фестиваля «УРАЛ-ГРАФО» в выставочном зале Союза художников. Обращением к старинной технике печатной графики и одновременно к Google-картам и видео, работой с традиционной формой книги (в духе livre d’artist) и с метафорическим знаковым визуальным языком, редким в истории иллюстрирования, созданием напряжения в восприятии, когда видео и звук голоса поэта одновременно мешают книгу читать и становятся ключом к иллюстрациям, — Владимир Наседкин связывает чтение и литературную традицию. Его чтение — созидающая практика.

Еще одна любопытная выставка — «Мастерская», что будет работать в здании Уральского филиала ГЦСИ до 29 декабря. Первое из показываемых произведений — выдолбленные художником Bubb’ом на стене в толще штукатурки граффити-шрифтом слова «Всякий текст, не побуждающий к действию, бесполезен». Выставка небольшая, по мироощущению даже странно-камерная, но с довольно энергичными работами (в том числе и буквально: около интерактивной инсталляции Дениса Перевалова и Игоря Татарникова «Куклон» придется сильно-сильно махать руками). Кураторы собрали произведения в основном молодых художников, и они требуют некого незамутненного мыслью рассматривания, потому что больше говорят глазу, чем разуму, в целом не литературны. И вот там среди прочих работ показывается такой портрет Павла Петровича Бажова кисти Владимира Селезнева:

Пару лет назад я уже писала про современные интерпретации бажовских образов. Сейчас же осмысляется уже образ самого писателя. Вот что рассказывает художник: «Летом, когда ко мне приезжала племянница, мы с ней слушали аудиокниги Бажова (ей задали в школе по внеклассному чтению). Вот тогда, воскресив в памяти свои детские впечатления и теперешние, я подумал, что сейчас он лично для меня стал как-то мрачнее и экзистенциальнее, в детстве я не понимал этого. И в то же время пришла мысль, живи Бажов сейчас, про что бы он писал? И вообще, как бы он выглядел? И раз уж в своей серии я рассказываю о своем «параллельном Урале», то и позволил себе придумать ему, как сейчас говорят, лук».

Сложно не заметить, что это такой обкурившийся, скажем мягко, Павел Петрович. В спортивном костюме. Почему же художники, вдохновляясь любовью и интересом к его текстам, маргинализируют этого писателя, реальность, о которой он мог бы писать сегодня? Воспринимают ли теперь как маргиналов его героев-мастеровых? Или представляют, что значимый, живой, задевающий читателя литературный текст возможен, только если он представляет пограничный, на грани, опыт? И что, в принципе, делает текст Бажова интересным сегодня: то, что Серебряное копытце «глядит» на нас с полок всякого большого продуктового магазина в отделе конфет, или чувство, до восторга, что текст этот не так прост и к созданию общепринятой уральской мифологии не сводится?

Литературоведческая лекция о Бажове, что я слушала в университете, книга Л. М. Слобожаниновой о нем — все это были очень хорошие истории о писателе и его мире. Но лично для меня современного писателя П. П. Бажова открыли художники: побудили перечитать и оценить.

Надеюсь, Библионочь станет акцией, в которой актуализация литературных традиций страны будет обращением к живым интерпретациям, а социальное измерение литературы будет предполагать, что литературный текст и чтение создают новую реальность, в том числе визуальную.