О мостах и символах
Вот еще один универсальный образ, который так часто используют философы, искусствоведы и создатели сериалов. Особенно охотно – в иносказательном смысле.
Вот еще один универсальный образ, который так часто используют философы, искусствоведы и создатели сериалов. Особенно охотно – в иносказательном смысле.
Не так давно мы говорили о поэзии Томаса Уайетта, человека наиболее близкого к английской королеве Анне Болейн. Сегодня же перед нами роман молодого канадского писателя Криса Хамфриса, предлагающего свежий взгляд на историю злоключений рода Тюдоров.
Каждое время года подразумевает набор ожидаемых и знаковых, как говорится, природных явлений. Первый снег и первая гроза. Внезапный аромат сирени. Первый букетик ландышей. Иногда это становится поводом для красивых ритуалов: кто не знает, что японцы даже отправляются в специальные места любоваться цветением сакуры?
Помню, в детстве – лет в девять или десять, меня настиг настоящий читательский «волчий глад». Именно «глад», а не голод – настолько масштабным было это желание тотального поглощения книг. Проблема заключалась в том, что из книжек типа «Принцессы Диснея» я уже давно выросла, а читать что-то по-настоящему серьезное и эпичное из разряда «Трех мушкетеров» или того же «Острова сокровищ» Стивенсона (чью красоту я смогла оценить только в куда более зрелом возрасте) еще не хотелось. И вот, в то мучительное лето на даче у родственников, я оказалась один на один с кузеном, набором советских журналов «Мурзилка» и одной единственной книжкой на двоих. Книжкой этой был детский детектив за авторством некой Кэролайн Кин и назывался «Тайной 99 ступенек».
Редко у женщины-поэта можно встретить стихи, не затрагивающие, так или иначе, тему любви и семейной жизни. Во многих случаях эта поэзия красива и символична, наполнена определенными образами и узнаваемыми метафорами. Грустная же сторона подобной лирики состоит в том, что «благодаря» этой своей красивости, она, зачастую, становится просто безликой. Две темы — любовь и страсть, эксплуатируются в ней столь отчаянно, что все творчество поэтесс порой оказывается написанным буквально одинаковыми словами. Тем ценнее во всем этом единообразии стихов та лирика, что кажется на первый взгляд слегка «угловатой» и выбивающейся из стройных рядов множества одноплановых произведений. Ленинградская поэтесса Эрлена Лурье (род. 1932) как раз оказывается приятным исключением из правил.
Если кто-нибудь когда-нибудь спросит у меня интересную фантастику о необычных планетах, я не задумываясь посоветую Хола Клемента. Причудливая астрономия – и так моя страсть, но этот автор даёт возможность взглянуть на научную фантастику под совершенно новым углом.
Есть в нем что-то от Жюля Верна, популяризировавшего естественные и технические науки. В принципе, ничего удивительного – Клемент с юности зачитывался Верном и ценил в его творчестве именно вклад в просвещение читателя. Его собственные книги тоже наполнены информацией об астрономии, физике и многом другом, но зато в какой неожиданной форме это подаётся. Клемент не только просвещает читателя, но и учит его мыслить нестандартно. А также он учит понимать, ненавязчиво затрагивая и область этики.
Эпоха правления Генриха VIII (22 апреля 1509 г. — 28 января 1547 г.) в мировой истории была окрашена в цвета золота и крови. Это был монарх, который в равной степени блистал как своими талантами, так и числом «голов» в корзинке придворного палача. При этом Генрих Тюдор запомнился современникам не только как любвеобильный и жестокий правитель, но и как расчетливый создатель имиджа новой, протестантской Англии. При царском дворе, блиставшем ежедневной роскошью званых обедов и балов-маскарадов, собрались лучшие ученые, музыканты, художники и поэты того времени (а именно XVI века) – от Ганса Гольбейна и Иоанна Корвуса до Томаса Мора и Томаса Уайетта. Последний из них как раз и станет героем нашего сегодняшнего очерка, ибо он, наряду с графом Сарри, является создателем жанра «английского сонета» и через данный факт – официальным реформатором английской поэзии на пути от средневековой строфы к современной «шекспировской».
По довольно странному стечению обстоятельств мне как раз накануне чтения книги подвернулся старый английский фильм «Лев зимой». Фильм прекрасный и сумасшедший, с чистой совестью можно советовать всем, и именно он помог мне надеть человеческое лицо на политический конфликт, лежащий где-то глубоко на фоновых слоях романа Вальтера Скотта. Без него, признаюсь, книга для меня превратилась бы в сентиментальную историю о храбрых рыцарях, прекрасных дамах, коварных злодеях, веселых разбойниках — в общем, в сплошную мелодраму в декорациях средневековья, не очень богатую на сюжетные повороты. Понимание же разногласий между Ричардом Львиное Сердце и его братом Джоном Безземельным, равно как и семейной свары ранних Плантагенетов в целом, а также отношений с французским королем Филиппом, пусть и в авторской трактовке Джеймса Голдмена, привело меня сперва в Вики за дополнительной информацией, а потом — и к весьма неожиданным выводам.
У библиотекарей тоже бывают странные увлечения. Мне, например, раньше нравилось закапываться в фонды Белинки и методом тыка вытаскивать с полок случайные книги. В основном после такого оставалось только посмеяться и вернуть на место неподъёмный труд по машиностроению или сборник стихов памяти дедушки Ленина, однако иногда попадались действительно интересные вещи.
На 4 ярусе книгохранения (а всего их 10 — да-да, втрое больше, чем может насчитать читатель; всё просто, в библиотеках действуют особые законы физики) бесконечные стеллажи заняты старыми тонкими книжками в мягких обложках. На библиотечном жаргоне они называются «лапшой», что неудивительно — любое тщедушное создание после 80 лет на тесной полке превратится в тот ещё субпродукт. Но именно в таком бюджетном варианте в советские времена выпускали львиную долю научпопа, который от времени ничуть не испортился. И после заметок о выращивании кактусов в условиях крайнего севера я нередко натыкалась на интересные труды об истории, антропологии и геологии. Это только Шелдон геологию не любит, а я люблю.
Начну, пожалуй, рассказ о своём археологическом прошлом с профессиональной темы — с двух книг о филологии, которые могли бы скрасить школьные страдания кому угодно. Если бы о них кто-нибудь знал.
На уральскую столицу вновь надвигаются лютые арктические морозы, поэтому в моём рукаве очень удачно оказался припасен последний (наверное) в этом году, поистине «ледяной», в буквальном смысле слова, обзор. Книга, о которой пойдет речь, действительно поразила мое воображение в том плане, что ранее я никогда не встречала ничего подобного ни по стилю, ни по воссозданию пресловутого «потока сознания» — художественного приема, столь модного в последнее время и довольно часто встречающегося в произведениях, претендующих на звание «интеллектуального бестселлера». Я говорю о «Смилле и её чувстве снега» датского писателя Питера Хёга, личности настолько же эксцентричной и интересной, насколько эксцентричны и интересны его собственные произведения.